Пять дерзких подвигов танкистов. Интересная история о героическом танке Читать рассказы про танкистов в вов

Рассказы пехотинцев, артиллеристов, танкистов, летчиков и многих других
советских воинов разных родов войск. Просто рассказы, десятки рассказов
о войне - какой они ее запомнили. Один абзац - одна чья-то история.

Мои солдаты всегда получали сапоги, но в один раз вдруг выдали
ботинки с обмотками, и ребята забастовали: "Мы не пехота, не будем в
ботинках ходить". А это было как раз после Курской дуги. Тяжелые бои
прошли, и мы быстро двигались вперед, почти не останавливаясь. И в одном
месте оказалось столько перебитых немцев, что все мои солдаты поснимали
с них для себя сапоги. Я даже технику подглядел, которой их научила
трофейная команда. Между ног для упора вставлялась палка, и одновременно
сдирали сапоги с трупа. Так потом я прямо не знал, куда деваться от
этого позора. Например, как-то мы двигались походной колонной, и вдруг
меня догоняет один из знакомых офицеров: "Ты не чувствуешь трупного
запаха?" - "Вроде нет". - "А вот ты знаешь, я как мимо твоей батареи
прохожу, так сразу чувствую", вроде как от этих немецких сапог. Но
вообще, немецкие сапоги мы почти не брали, и вот почему. Я обратил
внимание на то, что почти у всех наших солдат был высокий подъем ноги, а
у немцев почему-то почти все сапоги были рассчитаны на низкий подъем, и
именно поэтому они нам и не подходили. Когда под Сталинградом мы
захватили немецкий аэродром, то на складе нашли большой запас шикарных
хромовых сапог. Но сколько я их там не перемерил, и даже на размер
больше, но ни одна пара мне так и не подошла. Одеть-то я их еще как-то
мог, но уж очень сильно они жали в подъеме.

Почему люди очень боялись попасть в плен и готовы были сражаться до
последнего, и даже покончить с собой? Потому что плен - это позор, к
тому же родственники помимо позора могли подвергнуться еще и репрессиям
- это был тоже очень весомый фактор. Патриотизм, вера в победу,
романтика - это все, конечно, хорошо, и так оно на самом деле и было. Мы
готовы были умереть ради спасения Родины, но и фактор страха не
учитывать тоже нельзя...

И вдруг с удивлением вижу, что в нашу сторону во весь рост идут
командир полка, за ним начальник артиллерии полка, ПНШ - 2, комендант
штаба полка, в общем, человек семь всего, наверное. И я когда это все
увидел, то мне аж не по себе стало. Потому что там нам постоянно
досаждал снайпер. И после этого я вдруг вижу, что наш командир полка,
правда, я потом понял, что все они были подвыпившие, идет в полный рост.
И я еще в недоумении его спросил: "Товарищ подполковник, вы куда?" -
"Ааа, такой сякой. Трех паршивых фрицев боитесь", и пошел вперед, через
нашу траншею прямо в сторону немцев... Но я же им крикнул: "Там же
немцы!" Но нет, он все равно пошел на нейтральную полосу в полный рост,
а за ним и все остальные. И на нейтралке их всех из пулемета и
положили...

У русских самый лучший пароль - это мат. Тебе дают пароль, когда
идешь на задание, а если задержался, пароль поменяли. Ты возвращаешься и
начинают свои обстреливать. Единственное, что помогало - это мат. Как
начнешь его крыть, так сразу огонь прекращается.

В отношении тех наших людей, что попали в плен, я и тогда считал, и
сейчас считаю, что в каждом случае нужно было разбираться отдельно.
Выяснять, как попал, при каких обстоятельствах, как проявил себя в
плену. У меня ведь был один одноклассник, который прошел плен, и на
примере его трагической истории я видел всю несправедливость такого
общего отношения к нашим пленным. Его звали Анвар Нигматулин, до войны
он был студентом политехничекого института, но в начале войны его
призвали в армию, он попал на фронт, и уже летом 1941 года был ранен в
живот и попал в плен. И когда я после ярославского госпиталя вернулся
домой, то мы с приятелем пошли к нему в гости, и у нас состоялась очень
тяжелая встреча... Он жил в какой-то халупе, и во время нашего разговора
я заметил, что он очень грустный, и даже наше появление его не особо
обрадовало. Но потом мы понемногу разговорились, он нам рассказал
ужасные вещи, что ему довелось пережить в плену, а потом и говорит: "Вот
я по вам вижу, что Родина вас наградила и относится к вам как к родным
детям, зато ко мне отнеслась, как мачеха... Вы знаете, что мне каждую
неделю приходится отмечаться в МГБ? А о том, что я в плену заработал
чахотку и едва живу им вообще до лампочки... Ну, вы же меня знаете,
разве я предатель? И потом у меня ведь два побега, и есть люди, которые
могут это все подтвердить, но нет, там даже не хотят разбираться..." Он
чуть не плакал, когда все это рассказывал... Эта печальная встреча
оставила у меня на душе очень тяжелый осадок... А вскоре я узнал, что он
умер...

В первый раз это было, когда я еще служил в трибунале 175-й дивизии.
Ночью случилась какая-то тревога, то ли разведка немцев действовала, то
ли что-то еще, но в общем одна стрелковая рота покинула свои позиции.
Естественно, стали искать виновника, кто поднял панику. В конце концов,
указали на одного парня, но даже тогда было понятно, что его просто
назначили стрелочником, ведь все побежали и он тоже. К тому же я помню,
выяснилось, что он был комсомолец, но... Зачитали приговор, там это было
очень быстро... И вот когда он уже стоял перед автоматчиками, то вдруг
крикнул: "Да здравствует Сталин, да здравствует Родина!" Но его все
равно расстреляли...

На Кубани сделали для танков проход в минном поле, и был получен
приказ не останавливаясь войти в прорыв. Перед нами, через этот проход
под сильным немецким огнем прошли кавалеристы. Весь проход был завален
трупами людей и лошадей. Да и раненых вынести еще не успели, а тут
приказ –«Вперед!»...Мы и прошли по этому месиву. После боя, когда вместе
с механиком. монтировкой с траков счищали уже не поймешь чье мясо. я
думал. что мои нервы не выдержат этого. Понимаете, по раненым шли...

Обычно в пехоте кормили стандартно - суп гороховый или из пшенки,
гороховая каша из концентрата, перепадала нам и американская тушенка.
Другие бывшие офицеры рассказывают, что получали положенный офицерам
доппаек, так я за всю войну ни разу никакого доппайка в глаза не видел и
не получал. Питался, как и мои бойцы, с батальонного котла, но может
ротный старшина в котелок мне гущи побольше подкидывал, как офицеру и
своему командиру, и не более того. Трофеи выручали, "подножный корм".
Шли маршем, и батальонный повар накопал в поле картошки, закинул ее в
мундире в котел, хотял бойцов накормить, ничего другого не было. Но марш
шел без остановок, на ходу он не доглядел, вся картошка разварилась и
превратилась в кашу, пополам с песком. На привале он начал раздавать
картошку, а есть ее уже было невозможно, бойцы стали возмущаться, и как
раз мимо шел комполка. Ему пожаловались, мол, на обед помои какие-то
дали. Он подошел к полевой кухне, взял в руки котелок с картошкой,
попробовал, и... стал горячую картошку рукой размазывать по лицу
несчастного, ни в чем не виноватого повара... Чему удивляться, наш
комполка был человеком крутого нрава, иногда в атаку комбатов палкой
гнал, мог и ударить своей "дубиной" или кулаком любого офицера... В то
время мордобой со стороны старших командиров и постоянный грубый мат на
подчиненных ни у кого удивления не вызывали, таких, с позволения
сказать, "офицеров с высокой личной культурой" было немало...

Приказ передали, когда рассвело, и мы уже были на виду. При отходе у
нас был один убитый и трое раненых. Из-за дурости начальства потеряли
людей. Но так редко бывало. Потому я и полюбил разведку, что там сам
думаешь, а не пьяный дядя за тебя.

Подползаю к дому, слышу немецкую речь, пьяный немецкий галдеж, возле
дома сидит женщина и плачет. Я на нее наставляю револьвер и говорю:
"Ползи ко мне" - "Да откуда ты на мою голову взялся?! Да немцы в доме,
дети в лесу, что я делать-то с тобой буду?" - "Ползи говорю, а то убью".
Она была где-то моей матери ровесница 37-38 лет. Она подползла, я ее
обнял "Ползи - говорю - к нашим". Она знала куда ползти и уже наутро мы
вышли к переднему краю, услышали русскую речь."Ну - говорю - оставайся
или поползешь обратно?" - "Обратно, у меня дети там". И по сей день
жалею, что не сказал ей спасибо.

С немцами переругивались. Можно было увидеть и такое - Валентин Буц
вылезает на бруствер, садится возле пулемета, закуривает самокрутку, и
разговаривает с немецким пулеметчиком! Говорю ему – « Буц, немедленно
спустись в траншею! Тебя же сейчас немцы «снимут»! Он отвечает – «Все в
порядке, командир, я тут с одним немцем познакомился – и, сложив ладони
рупором, кричит – Карл! Карл!». С немецкой стороны доносится – «Момент,
нихт шпрехен! Фельдфебель комт!». А бывало и так - Валентин стреляет из
пулемета по противнику, оттуда отвечают огнем, но показалось ему, что
эта пулеметная дуэль - пустая, только зря патроны тратят. Валентин
кричит немцам – Эй! Фриц! Какого черта стреляешь!? Неожиданно оттуда
отчетливо доноситься – Я не Фриц, я Карл! – Давай не будем стрелять!-
Гут!- согласился Карл. Но война есть война. Я быстро Буца в сторону
отодвинул, мол, ты здесь еще натуральное братание, прямо на глазах у
«особиста» устрой, и дал длинную очередь по немецким позициям. Карл орет
со своей стороны – Нит гут! Мы же договорились!

Помню, что колонна идет, а солдаты прямо на ходу спят и храпят. И
если вдруг неожиданно останавливались, то задние наскакивали на впереди
идущих.

Уже где-то в Белоруссии пехота взяла в плен пять немцев, но их
передали мне, потому что у них совершенно негде было их держать. А там
как раз была такая обстановка, что я не мог отправить их в тыл. Поэтому
недели две они прожили в расположении моего учебного дивизиона. И что вы
думаете? Они с моими солдатами вроде даже как подружились, и никто к ним
никакой агрессии не проявлял... А уж как они были рады тому, что война
для них уже закончилась.

На железнодорожной станции стояли цистерны со спиртом, вся дивизия
перепилась. Потом надо было дальше атаковать, так немцы в узком проходе
между двух озер поставили два пулемета и всю дивизию на месте больше
суток держали, отражая атаки нашей пьяной пехоты... Народу там
положили... лучше не вспоминать...

В нашем 3-ем танковом полку был капитан – политрук, вроде на
должности парторга или полкового агитатора, который своим мужеством и
самоотверженностью заставил меня в корне поменять свое мнение о
комиссарах. Этот капитан, мог спокойно не ходить в бой, он не был
включен в состав какого-либо экипажа, но сам, по своей личной
инициативе, залезал в «шерман» шестым, и хоть, скрючившись в три
погибели в неописуемой тесноте, он не мог нам ничем в бою помочь, но сам
факт, что политрук с нами, идет навстречу смерти, вызывал наше
неподдельное восхищение.

С нами медсестра в разведку ходила, москвичка Валя, девка была огонь,
попробуй не взять раненого. Она сразу пистолет вытаскивает: "Я тебя
пристрелю!" Но Валя, медсестра, несчастливая была, что ни познакомится с
офицером, его убьет.

Как-то я находился на своем НП на передовой, было затишье, поэтому мы
с командиром роты прямо в окопе решили сыграть в шахматы. Прямо там в
окопе положили доску на ящик из под патронов, играем, и вдруг внезапный
артналет, немцы такое часто практиковали, да и мы потом тоже. И этому
парню осколком срезало верхнюю часть головы, причем, вся это масса мозга
упала прямо на шахматную доску... С тех пор я в шахматы не играл ни
разу, потому что когда вижу шахматную доску, то у меня перед глазами
сразу всплывает эта ужасная картина...

Когда говорят, что на передовую приезжали фронтовые бригады, то у
меня это всегда вызывает улыбку. Вот сколько я не был на фронте, но ни
разу и близко не видел ни одной бригады артистов, дальше КП дивизии они
ни-ни.

У меня была одна знакомая связистка. Она была совсем молодая девушка,
24-го года, сталинградка. И вдруг за что-то на нее взъелся ее командир
взвода. Наверное, все-таки она не оправдала каких-то его определенных
надежд, потому что потом я про него как о человеке слышал плохие отзывы.
И когда у нас однажды запланировали разведку боем, то пойти с
наступающими он назначил именно ее... Но получилось так, что этот
разговор состоялся при мне, и я видел, как она чуть не плача пыталась
объяснить, что ей будет тяжело выполнить такое задание. А он ей говорил:
"Ничего, ничего, голубушка. Привыкай, ты же солдат, а у меня других
людей нет..."

Уже после завершения боев я лежал в блиндаже, но все никак не мог
заснуть. Стояла настолько непривычная для фронта, какая-то гнетущая
тишина, от которой действительно можно было оглохнуть. Буквально ни
единого выстрела, ни разрыва снаряда или мины. И вдруг раздалась
автоматная очередь, одна, вторая, и я мгновенно заснул. А утром мне
рассказали, что один из моих солдат измученный вшами, скинул нижнюю
рубаху и стал ее расстреливать из автомата... Все, конечно, посмеялись,
а я его даже поблагодарил: "Спасибо, браток, а то бы я так и не заснул".

Два раза в день, утром рано и вечером поздно дядя Володя и дядя
Андрюша привезут кухню. По-разному бывало, когда хорошо кормили, а когда
по восемь дней ничего нет. Жрать было нечего. А с минами и патронами
проблем не было, можно набирать в округе, сколько хочешь, и из немецких
пулеметов стреляли, а мы мины немецкие использовали, даже немецкие
минометы захваченные. Но оружие у них лучше было, прицельнее, оптика
хорошая.

Выгрузили меня и одного раненого солдата, нацмена, занесли в какое-то
здание, и положили на нары. А на грудь нам положили по бутерброду с
маслом, и что-то еще. А мне и так плохо, есть не могу и не хочу, к тому
же и рука еще не действовала, как и нога, она была недвижима. И вот так
я лежал и наблюдал за ним. Он то украдкой посмотрит на мой паек, то
отвернется. Опять посмотрит, отвернется. А потом вдруг взял его резко и
съел. И я его за это не осуждаю, он видно очень голодный был.

Я понимал важность образования, и именно поэтому всегда старался
подбирать себе пополнение из молодых ребят с образованием. Например, на
Курской дуге нам прислали много узбеков, но мне удалось выбрать человек
десять, восемь из которых были молодые ребята, окончившие десять
классов. Все они были грамотные ребята, которыми я был доволен. Недаром
говорят, что войну выиграла молодежь и десятиклассники, в частности,
все-таки образование очень многое значит.

Военкову было 35-40 лет. У него был свой портной, парикмахер, фаэтон,
ездовой. Как барин жил. Начальство у него было куплено дорогими
трофеями. На задания он не ходил. Как-то раз на этом Гроне раздухарился
и решил пойти в поиск. Я с ребятами договорился: "Плывем на лодке. Я на
середине лодку переворачиваю. Вы выплываете, а его топлю." Он уже в
лодку вступил, а потом передумал и на берег.... А схлестнулись мы с ним
из-за медсестры Нины. Я однажды полез к ней. Она говорит: "Я еще
девушка". Я знал, что меня все равно убьют и связывать свою судьбу с ней
не собирался, но решил ее сохранить. Она приходила ко мне, мы спали
вместе. Никто к ней не лез - с разведкой никто связываться не хотел. А
командир роты положил на нее глаз.

Один раз на наш дозор из четырех человек выскочил немецкий
бронетранспортер. Солдаты, что сидели в нем, бросили ребятам пачку
папирос и поехали дальше. Ни они, ни мы не стреляли.

Я всю войну «отбрыкивался» от предложений вступить в партию. Но
вскоре после войны в армии появились «новые правила игры». У меня,
усиленно отмечая нашу Победу, ушел в глубокий запой командир батареи, и
из этого запоя он не вернулся. Мне какое-то время пришлось командовать
батареей вместо него. Замполит полка поднял шум – «Почему батареей
руководит беспартийный? Как такое может произойти?».И меня в приказном
порядке отправили «поступать в большевики».

В запасной полк приехали "покупатели", проводить курсантский набор в
Ташкентское пехотное училище имени Ленина. Я со своими 7-ю классами
школы считался образованным, подходящим кандидатом на учебу, и меня
вместе с другими "грамотными" привели на "отборочную комиссию". В
комнате висела школьная доска и два подполковника проводили набор. Я
зашел, мне дают в руки мел и говорят - "Напиши Н2О", написал, - "Что
это?", я усмехнулся - "Вода" - "Молодец, ты принят в училище".

За «стрельбу по своим» в бою, всех поголовно под трибунал не
отдавали. Так бы в артиллерийских частях офицеров бы не осталось.
Покажите мне хоть одного человека провоевавшего в пехоте хотя бы
полгода, который скажет, что никогда не получал «огневого гостинца» от
своих артиллеристов, «катюш» или штурмовиков с ИЛ-2. Ведь на поле боя
зачастую невозможно ничего понять.

31/12/1944 дивизион взял с боем польское село. Мы, управленцы,
немного задержались, пока связь смотали и так далее. Подъезжаем к селу,
а там все пьяные «в стельку», даже часовых не выставили… В деревне бойцы
захватили немецкие грузовые машины набитые доверху рождественскими
подарками для солдат вермахта. А в каждом подарочном ящике была чекушка
рома. Ну, и тут началось, сами понимаете. Новый Год все-таки. А то был у
меня на памяти случай, еще в моем «первом» полку. Весь полк напился, а
немцы, перешли в контратаку…

Дают тебе приказ, допустим – « К 12-00 выдвинуться к деревне
такой-то, занять и оборудовать НП и начать корректировку», и при этом
тебе говорят, что наш пехота уже взяла этот населенный пункт и твердо в
нем закрепилась. Но ты уже «тертый калач», и прекрасно знаешь, что такое
на фронте – «фальшивый доклад», и как это нередко уже было, нашей пехоты
нет в этой деревне и в помине, и никогда не было.

Его угораздило попасть в танкисты. Но он откровенно боялся залезать в
танк, опасался сгореть заживо. Дело доходило до смешной, но абсурдной
ситуации. Он в атаку бежал за своим танком, сзади. Его почти силой
затащили в танк. Через метров двести в танк прямое попадание. Этому
старшему лейтенанту оторвало голову, но в последней предсмертной
конвульсии, его руки намертво схватили за ногу раненого механика -
водителя танка. Механик с трудом вырвал свою ногу из рук уже
обезглавленного трупа офицера.

Боли я не почувствовал, но понял, что ранен в поясничную область, как
потом оказалось, был задет и позвоночник. Пытаюсь встать, а ноги не
действуют. Лежу, как говорится «скучаю», и ясно понимаю, что мне
«конец»: двигаться я не могу, и помочь мне абсолютно некому, вокруг ни
души…. А в таких ситуациях только в кино кричат: «Санитары!» У нас в
батальоне, например, была только одна девушка-санинструктор, два пожилых
санитара, и всего одна санитарная повозка. Ну, сколько человек они могли
спасти? Поэтому выживали, в основном, те раненые, которые сами могли
добраться до медсанбата…. Но мне крупно повезло! Вдруг вылетает из-за
поворота открытый «Виллис». В нем были водитель и два офицера с рацией.
Они меня спрашивают: «Солдат, где тут немцы контратакуют?» Я как смог
показал направление, они передали это по рации и…. развернулись, чтобы
уехать… Я закричал: «Ребята, заберите меня отсюда!» Они посмотрели на
меня как-бы решая, стоит ли…. Один из них говорит: «Х.. с ним», и
правда, что тогда стоила солдатская жизнь? Ничего! Но второй сказал:
«Давай возьмем его». И они меня все-таки подобрали, и отвезли в тыл. Но
медсанбат, в который меня привезли, уже почти был готов к эвакуации, и
меня не хотели принимать…. А мне было уже очень плохо, и, набравшись
последних сил, я заявил тому санитару: «Сейчас пристрелю тебя, и мне за
это ничего не будет», у меня еще была с собой винтовка. Угроза
подействовала, и меня отправили в прифронтовой госпиталь.

Шли уличные бои во Львове. Не самые жестокие бои, а так, терпимо.
Стояла ясная погода, и тут, вдруг, по городу текут ручьи. Да не простые,
а пивные...В центре города стоял пивной завод, в его больших подвалах, в
огромных дубовых чанах, хранилось пиво. Бойцы, узнав об этом, спускались
в подвалы, автоматными очередями простреливали чаны и пили пиво,
хлеставшее струей, из пулевых отверстий, доходя до бессознательного
состояния. Когда пиво залило подвал, там немало народу просто
захлебнулось...

Мне запомнилось, эпизод, как раз под Москвой было, уже не в моготу
было мне, физически не в моготу. Уже искать и копать могилы некогда,
всех своих уложишь. Но эта яма. В ней еще шевелились. Еще живые. Вот так
было. И Сталинград еще. Еще шевелились в яме. А других ям мы не
заготавливали. Чтобы выкопать яму, подготовка нужна соответствующая. Вот
эта мне запомнилась штука. Потом ездил под Сталинград посмотреть, как
там. По три человека на полк оставалось. В полку по три, четыре, пять
человек – а так-то три тысячи! В общем, когда заткнули эти ямы, столько
было людей… Неприятно это. Я сейчас думаю, может быть, эти ямы-то и
сыграли роль. Мы брали масштабом, по счету, количеством мы брали. Не
честно. Потому, что техники мало было. Это ужас. В училище еще учили:
«Вперед», да «Вперед».

У меня был ординарец, пожилой мужик в возрасте 55 лет, отец 4-х
детей. Я перед самой переправой прогнал его из нашей лодки, мне очень не
хотелось, чтобы его дети стали сиротами. Так он мне несколько раз
передал на плацдарм котелок с жареными грибами. Как он их умудрился без
масла пожарить, не знаю… Но это была самая вкусная вещь, которую я
когда-то в жизни ел.

И добыл я себе в этот день с одного немца очень красивый
никелированный «мадьярский» пистолет. Слава об этом пистолете быстро
разнеслась среди наших офицеров. Вдруг приходит ко мне сам комиссар
полка и спрашивает – «Что у тебя там за пистолет такой особенный? Подари
мне его». Нет, думаю, хоть и не жалко мне было этой «мадьярской
игрушки», но лучше немцам этот пистолет отдам, чем замполиту. Не любил я
комиссаров… К этому времени, все мои былые восторги в адрес
коммунистической партии безвестно канули в Лету. А этот замполит уж
больно паршивым человеком был. Говорю ему – «Да нет у меня уже этого
«трофея». Я его на «наган» обменял». Он нахмурился, ушел. Но кто-то
видимо «доложил» комиссару, что пистолет по - прежнему у меня… Началось
награждение за днепровский плацдарм. Всех моих ребят наградили орденами
или медалями «За Отвагу», а я все жду, вроде и мне положено. В соседнем
полку капитану- связисту за то, что просто починил перебитую связь, дали
Героя Союза, а я то два раза связь через реку на плацдарм проложил. На
Героя не рассчитывал, но ордена ждал. Вдруг вызывает меня сам командир
полка и интересуется – «Что там у тебя за история с замполитом? Он твой
наградной лист в клочья порвал». Показываю ему трофейный пистолет, и
рассказываю в чем дело. Командир полка сразу меня предупредил, что зря я
с этим комиссаром связался. А вскоре меня начал замполит давить со всем
усердием, что в полку офицеры уже спорили, что произойдет раньше – или
немцы Борока убьют, или его замполит в штрафбат быстрее определит.
Комиссар у нас был активный, он и командира полка «подсидел», без
зазрения совести, «подставил его по полной программе». И когда после
Житомира, командир полка уходил из нашей части, то забрал меня с собой в
армейский резерв, прекрасно понимая, какие неприятности меня ждут
впереди, если я останусь воевать в полку рядом с этим комиссаром. Спас,
одним словом.

Там был еще один эпизод, который породил во мне желание жить. Когда
нас только привезли в Уфимский госпиталь, то раненых сначала мыли.
Происходила эта процедура так: в одной хорошо протопленной комнате
десяток молодых здоровых девушек, совершенно обнаженных, только в
небольших клеенчатых передничках, отмывали раненых от окопной грязи,
срезали старые повязки и промывали раны. Я достался молодой чернявой
украинке Оксане, вижу ее как сейчас. До сих пор не знаю, с умыслом или
нет, была продумана эта процедура, но молодые, горячие тела этих
девушек, их ласковые руки, вернули многим раненым желание жить…

У нас никого не награждали, только братскими могилами. Собирали всех
погибших, давали троекратный залп, и идем дальше…. Ведь кого тогда могли
наградить? Того, кто в течение долгого времени мог остаться в живых,
т.е. штабисты, артиллеристы. А мы, пехота, были хворостом, который
подбрасывали в огонь войны.

Большая группа офицеров встречала вместе Новый 1945 й год, с нами
были девушки-связистки из штаба полка. Все знали, что у Иосифа
прекрасный голос, он великолепно пел, и после войны все прочили ему
карьеру оперного певца. Выпили несколько тостов. Стали просить Каплан
чтобы он спел, Иосиф не был против. Одна сержантка, к которой комбат
Дмитриев был неравнодушен, подсела к Каплану и приобняла его за плечи,
слушая песню. А Дмитриев уже был "готов", как говорится, лыка не вязал.
И посередине песни прозвучал выстрел. Комбат, сидевший напротив Каплана,
вытащил пистолет из кобуры и в упор застрелил ротного выстрелом в
голову... Приревновал... Дмитриева обезоружили, с него сорвали погоны,
и... оставили служить рядовым в штабе полка. Не судили!.. Начальники
пытались все списать на "случайный выстрел". Я несколько раз подходил к
начштаба, подполковнику Шутову и спрашивал -"Почему Дмитриев ходит
свободным, а не находится в штрафбате? Он же, гнида, своего офицера
убил!", на что Шутов мне неизменно отвечал - "Мы его после войны судить
будем".

Где-то в районе Полтавы мы двигались походной колонной и вдруг нас
остановили, и построили в каре. Смотрим, выносят на носилках парня лет
восемнадцати, щупленького такого. Оказывается, он был самострел, и
прострелил себе ногу. Испугался видно войны. И его прямо лежачего, он
ведь ни встать, ни повернуться не мог, громко стонал, смершевец в
затылок и застрелил... Но и этот случай на всех нас тоже произвел не
воспитательное, а скорее отрицательное впечатление... Даже жалость к
нему была, хоть он и был самострел.

Свидетелями этого боя, который произошёл в ноябре 1941 года, стали мальчишки из деревни Чкалово. Подразделение танкистов из состава 6-й танковой бригады ценою своих жизней остановили продвижение механизированной колонны немцев, пытавшихся окружить нашу 56-ю армию, защищавшую Ростов-на-Дону.

С утра, недалеко от деревни Чкалово, танковое подразделение в составе пяти «тридцатьчетвёрок» и четырёх Т-26 заняли оборону. Танкисты замаскировали свои танки, а один из Т-26 был выдвинут к дороге.

Как потом говорили мальчишки, в танах отсутствовала радиосвязь, так как все команды передавались флажками. Не зря говорят, что связь это нерв армии. И с этим в 1941 году в РККА было плохо. Очень большое значение в бою является координация действий. Сколько можно было предотвратить потерь, успев своевременно среагировать на возникающие угрозы.

Танкисты, похоже, хорошо понимали, что у них очень мало шансов выйти из этого боя живыми. Любопытным мальчишкам, прибежавшим поглазеть на боевые машины, они раздали все припасы, которые у них были. Кому досталась тушёнка, кому хлеб, а одному, самому маленькому, командир группы подарил плитку шоколада.

А потом танкисты стали гнать ребятишек домой. Кто-то так и сделал, а некоторые, самые любопытные, спрятались в кустах, недалеко от позиций.

Неожиданно Т-26, стоявший у дороги открыл стрельбу, потом из машины показался танкист и начал сигналить остальным экипажам красными флажками.

И в это время в него попал снаряд. Видимо он поразил боеукладку, потому-то танк в буквальном смысле разлетелся на куски. Все танкисты погибли.

А вдали уже была видна немецкая колонна. В ней были танки, бронетранспортёры, крытые тентом грузовики с орудиями, мотоциклисты. Некоторые уже горели. Выстрелы погибшего танка не пропали даром.

В это время открыли огонь все наши танки, находившиеся в засаде. Вокруг немецкой колонны взметнулись разрывы, но и немцы не остались в долгу.

Мальчишки в ужасе вжались в землю. Как позже выяснилось, все они получили контузии. Вот такой силы был огонь немецкий огонь. От дымов уже не видно было ни наших танков, ни немецкой колонны.

Наши танкисты постоянно меняли позиции, совершали маневры и вели по врагу огонь. А потом в одну из «тридцатьчетвёрок» попал снаряд. Танк остановился, из него пошёл дым, но никто из танкистов так и не покинул машину. Видимо они получили контузию и не могли покинуть машину, а потом танк взорвался. Страшно видеть, как с танка срывает многотонную башню и отбрасывает её на несколько метров в сторону.

Вскоре были подбиты два лёгких танка. Один из них вспыхнул, из него выскочили танкисты. Они были похожи на пылающие факелы. Танкисты катались по земле, пытаясь сбить пламя, помогали друг другу. Они все так и остались около своей машины. Это был настоящий экипаж машины боевой! Они вместе воевали, и погибли вместе.

А через пару минут была подбита ещё одна «тридцатьчетвёрка». Пламя охватило её, но танкисты продолжали вести огонь. Машину подбили немецкие танки, идущие в обход наших позиций. Экипаж горящей тридцатьчетвёрки развернул башню в сторону этих машин и несколькими выстрелами уничтожил самоходку и лёгкий немецкий танк. Танкисты предотвратили прорыв наших позиций, но сделано это было ценой собственной жизни.

Дым затянул поле и мальчишкам уже плохо было видно развернувшееся сражение. Они видели, как недалеко от них остановился последний оставшийся Т-26. Танкист, выбравшийся из него, ловко взобрался на берёзу и стал в бинокль следить за маневрами немцев. Он заметил, что фашисты снова начали обходить наши танки, и флажками начал подавать сигналы. Немцы обнаружили наблюдателя и попытались его уничтожить. Т-26 пытался им помешать. Но вскоре и он загорелся.

Танкист-наблюдатель кинулся на выручку своему экипажу. Он сумел вытащить из машины обоих танкистов. На нем горел комбинезон, но он смог сбить с себя пламя и потом затушил горящий комбинезон своего командира.

Командир танка, тот самый лейтенант, который угостил мальчишку шоколадом, видимо был человеком сильной воли. Взрывом ему оторвало обе ноги, но он ещё продолжал командовать.

Потом танкист-наблюдатель оттащил командира и механика-водителя в соседнюю воронку.

Об их дальнейшей судьбе ничего не известно. Одни говорили, что немцы, обнаружив танкистов, облили их бензином и сожгли заживо. Другие говорили, что они спаслись, а ночью им помогли добраться до наших.

Из девяти танков прибывших утром, осталось всего две «тридцатьчетвёрки». Но потери врага были значительно больше. Вот загорелась ещё один Т-34. И тогда эта пылающая машина, набирая скорость, ринулась на врага.

Она протаранила немецкий танк. Удар был такой силы, что немецкий танк перевернулся, а «тридцатьчетвёрка», крутанувшись на месте, набрав скорость, ударила бронетранспортёр Немцы кинулись врассыпную. Но силы были неравны и немецкие танки, окружившие «тридцатьчетвёрку», расстреляли её в упор.

Последний оставшийся танк Т-34 ещё долго удерживал позицию. Он не давал немецким танкам ворваться в посёлок. Но, потом немцы развернули зенитные орудия. В результате этого был повреждён мотор и перебита гусеница. Танкисты ещё попытались запустить двигатель, но танк уже окружали немецкие пехотинцы.

Экипаж укрылся в танке. Немцы попытались открыть люки и, когда это им не удалось, стали предлагать танкистам сдаться. Двое немцев даже залезли на танк и начали стучать по люку касками.

Они уже не боялись этот русский танк. Стрелять он не мог, гусеницы сбиты, мотор молчит. Они спокойно стояли вокруг танка и ждали, когда же сдастся русский экипаж. И в это время раздался взрыв. Танкисты предпочли плену смерть и подорвали свою машину. Силой взрыва сорвало башню, вырвало лобовой лист. Все немцы, находившиеся около танка, были убиты.

Горело множество различной фашистской бронетехники. По всему полю валялись тела убитых вражеских солдат. Немцы понесли громадные потери и отказались от дальнейшего продвижения в этом направлении.

Фашисты, обозлённые своими потерями, запретили хоронить танкистов. Местные жители хоронили их по ночам в соседней роще.

В журнале боевых действий 56-й армии об этом бое было записано, что 20 ноября 1941 года танкистами 6-й танковой бригады в районе посёлка Чкалово было остановлено продвижение немецкой бронетехники.

Имена этих танкистов, как и их подвиг теперь забыт. Даже нет памятника на их могилах, так как уже никто не может показать точно место, где они захоронены.

Говорят, что «благодарные потомки» устроили в этой роще несанкционированную свалку и теперь она завалена мусором и бытовыми отходами.

Этот подвиг сравним с подвигом защитников Брестской крепости, Сталинграда! Да мало ли на нашей многострадальной земле находится могил неизвестных солдат, которые отдали свою жизнь за Родину!

Как жаль, что многие из них так и остались безвестны, а мы даже не смогли их, как положено, предать земле!

Простите нас за это!

» в рамках марафона «Бумеранг доброты », к нам стали приходить сказки от мам, участниц марафона. Сказки необыкновенные, пропитанные добром и любовью! Мы очень благодарны всем, кто присылает нам свои работы, и, как и обещали, начинаем знакомить вас с этими сказками.

Сегодняшняя сказка написана Екатериной Гавриловой (блог “Экодействие ”) , мамой мальчика Стёпы 3,5 лет, прекрасным человеком с чутким и добрым сердцем. Катя, огромное спасибо за твою сказку! Сказка очень необычная, она заставит задуматься не только детей, но и их родителей. И эта сказка будет предисловием к нашей сегодняшней встрече о детях войны .

История о маленьком танке

Жил-был маленький танк. Он был молодой и неопытный, но служил на границе как взрослый. Как и всякий мальчишка, он мечтал, что вдруг, если нападут враги – он будет стрелять, и сражаться, и всех прогонит.

Подходила к концу самая короткая летняя ночь. Маленький танк мирно посапывал на полигоне. Как вдруг раздался страшный грохот, как будто небо обрушилось на землю. В небе загудели самолеты-бомбардировщики, только совсем незнакомые какие-то.

И тут маленький танк понял – похоже, это враги… А над городом Брестом небо стало красным – как будто солнце в этот день вдруг решило всходить в другом месте…– в городе начинался пожар.

Вдруг Танчик услышал голос командира: «Всем танкам. Внимание! Занимаем позицию в засаде – в овраге около леса». С замиранием сердца Танчик понял, что мечта его сбылась – настоящие враги напали, и сейчас взрослые увидят — какой он храбрый! Только почему-то моторы старших загудели совсем не радостно, и танки быстро поползли в засаду. Малыш Танчик не отставал и точно занял свою позицию.

На горизонте, там, где утреннее небо встречалось с землей, показались вражеские танки. Оказывается ночью они тайком переправились через речку Южный Буг и перешли границу. Как черные тараканы ползли они по полю, а из-за горизонта появлялись все новые и новые. Танчик умел считать только до десяти, и в глазах его зарябило, он сбился со счета – танков было гораздо больше… Они ползли медленно… Но очень быстро.

И тут прозвучала долгожданная команда: «Выбрать цель прямо перед собой! Огонь!», и тут же раздался грохот выстрелов. Несколько танков встали как вкопанные и задымились, но остальные ползли и ползли. Танки рванулись вперед из засады. Танчик стрелял без разбору, не успевая толком прицелиться. Вокруг нещадно бились старшие танки. Вдруг справа раздался грохот и в воздух поднялся столб черной земли. На месте старого знакомого танка осталась только черная яма – воронка. Танчика тряхнуло взрывной волной, и от злости просто закружилась голова! Как они посмели! И он рванул вперед, и стрелял, стрелял, пока вдруг… Стало тихо у него в голове — это кончились снаряды.

Но все равно непонятно зачем он ехал и ехал вперед — прямо на вражеский танк. И вдруг снарядом подбило его правую гусеницу, но пытался все ехать вперед, но странно и беспомощно закрутился на одном месте…. Его бой был окончен. Моторчик заглох, и Танчик с горечью наблюдал как, не обращая на него внимания, проезжают мимо танки-враги.

Так началась длинная страшная война. Маленький танк не умер. У него была повреждена гусеница, и мотор заглох. Но когда пришли враги, они не смогли его отремонтировать, да так и бросили посреди поля. Танчик просто не верил, что война надолго. Он знал, что его друзья не дадут врагам пройти далеко и прогонят их обратно, а его освободят.

Но прошло лето, и началась осень. Закапали дожди, он потихоньку начал ржаветь, а надежда его таяла.

Всю зиму танк простоял в поле. И вдруг весной, ранним утром, к нему прибежал мальчишка из соседней деревни. Он ходил вокруг, гладил гусеницы Танчика и плакал. Он рассказал Танчику, что его папка-танкист ушел в то утро, и до сих пор его нет. И вдруг мальчишка вытер слезы и увидел, что у Танчика гусеницы заржавели. Он погладил Танчика и сказал:

Не грусти! Я приду к тебе завтра, — и побежал, сверкая голыми пятками.

На следующее утро он снова появился с жесткой железной щеткой в руках и банкой машинного масла.

— Папка обязательно вернется и починит тебя, и вы вместе этих врагов прогоните туда, откуда пришли. Не бойся! Я не дам тебе заржаветь. Потерпи немного, я отчищу ржавчину и смажу маслом твои гусеницы. Папка вернется, а ты как новенький.

С тех пор прошло целых 4 года. Четыре весны встретили вместе мальчишка и его танк. Они виделись почти каждый день рано-рано утром, и давно научились разговаривать. И ждали, ждали.… Ждали так, как не смогли бы ждать поодиночке.

И вот однажды на рассвете в утренней дымке показались танки. Наши друзья сначала страшно испугались, но по красным звездам на борту поняли, что это наши возвращаются! И все будет хорошо!

Ну что ж еще рассказать. Танчику быстро починили и мотор, и гусеницу, и он отправился вместе с друзьями прогонять врагов с наших полей. Мальчик очень просился с ними, но Танчик его не взял, потому что ножки его еще не доросли до педалей.

Но очень скоро Танчик вернулся, а вместе с ним, вернулся мальчишкин папка! Война кончилась. Враги ушли в свою страну.

Однажды мальчишка прибежал на полигон к своему другу Танчику и начал взахлеб говорить:

— Мой папка – герой! Ему большую красную звезду за подвиги дали! А я такой же, как он – сильный и храбрый! Когда вырасту, тоже буду врагов прогонять!

Тут Танчик вдруг погрустнел, и тихо так сказал:

— Знаешь, друг, а ведь это я немного виноват в том, что война случилась.

— Как это? — оторопел мальчишка.

— Я был маленький и очень мечтал по-настоящему сражаться с настоящими врагами. А когда война началась, я понял, что это очень страшно, и я совсем не этого хотел. Не мечтай как я, пожалуйста. И войны не будет!

Екатерина, спасибо большое за эту сказку.

Пусть на земле всегда будет мир!

В танковых войсках служил. Наводчиком. Так вот, были боевые стрельбы, мишень на расстоянии 1 км. Кто с первого раза в мишень не попадал, тот брал 30-киллограмовый снаряд в руки, бежал с ним до мишени, х*ячил мишень пока она не упадет, и возвращался со снарядом на горбу обратно. Иногда заставляли это делать ползком. Суровая служба...

Д авно уже, собутыльник моего дядьки рассказывал как его роту, усиленную «чужими» (чел. ~200), бросили затыкать какую-то дыру в нашей обороне в р-н Кривого Рога. Задача была держать «до последней капли крови» единственную дорогу, которой могли воспользоваться немецкие танки. Танки остановить и умереть - благодать! Роту пригнали на место, отгрузили чуть не целую «полуторку» противотанковых гранат, сказали что танков завтра наверное придет много и уехали. Жить им оставалось меньше суток. НИКАКИХ других противотанковых средств не обеспечили.
Командир осмотрел местность и приказал: «Стыдно, люди к нам в гости из Германии едут, а у нас дорога такая разбитая».
«Свихнулся наверно от страха» - подумали многие.
Командир продолжил: «Всем вытряхнуть все из вещмешков и за мной.»
Рота пошла к ближайшему от дороги холму шлака, с какой-то металургической фабрики неподалеку. Командир заставил набирать в мешки шлак и нести к насыпи. На саму дорогу шлак сыпался неравномерно, побольше там где дорога в горочку идет. «Чтоб им нескользко было» - бубнил командир.
Шлакозасып продолжался очень долго, все мешки были изорваны в лохмотья, лопатки сточились до черенков. Засыпали чуть не два километра дороги. Народ злой и усталый, теперь ведь еще и окапываться полночи.
Утром с шлакогор подали сигнал: «Вижу танки».Сжимая свои почти бесполезные гранаты, солдаты знали, что жизнь закончилась. Наконец танки начали заходить на «благоустроенную» дорогу.
Третий танк колонны потерял гусеницу первым, а через минуту эта эпидемия охватила остальные машины, числом восемь. Стоячий танк если его не злить, штука не опасная. Не совсем поняв, вас ис дас, немцы угробили и танк-эвакуатор. Пехота у немцев не дурная, вперед без танков не пойдет - затор. Нашим на них «за сталина» нарываться, тоже нет резона.
Командир, формально выполнивший боевое задание - остановить танки, посылает гонца найти хоть какое начальство и передать - «Задача выполнена. Потерь нет». Гонец принес хорошую новость - «ночью можете уходить, сзади есть оборона. Будет возможность, накроем потом артиллерией».
Секрет командира в его образовании техника по холодной обработке металлов. Никельшлаки - отходы металлургии, страшный абразив, лишь немного уступающий корунду и оксиду алюминия. Никакие пальцы гусениц не выдержат издевательства такой дрянью, и что приятно - гусеница приходит в негодность целиком, забирая с собой большую часть всего привода.

Баян

41-й год. Наш КВ-1 заглох на нейтральной полосе. Немцы долго стучали по броне, предлагали экипажу сдаться, но тот отказался. Тогда немцы зацепили КВ двумя своими легкими танками, чтобы оттащить наш танк в свое расположение. Когда они начали буксировку, наш танк КВ-1 завелся (видимо имел место "запуск с толкача".), и приволок немецкие танки к нашим позициям.

О днажды мой приятель показал мне инструкцию по ПТО (плановое техническое обслуживание) танка Т-72. На английском языке. Прелесть в том, что инструкцию эту писали в Эфиопии, эфиопские же танковые специалисты. А они учились у наших, тогда еще советских, военспецов. И записывали последовательность операций непосредственно со слов наших танкистов. К примеру, надо сменить масло в двигателе. Танкист самолично проделывает все операции, одновременно объясняя их последовательность. Само собой, в ход идут и термины. А эфиопский спец через эфиопского же переводчика внимательно слушает, смотрит за действиями нашего и все аккуратно записывает. Те слова, которых в эфиопском (или какой у них там?) языке нет, он записывает английскими буквами. Например, фильтр будет filtr (я знаю, что по-английски это filter, но эфиоп написал по-своему), трак - trak, пушка - pushka, башня - bashna. И так далее. Беда в том, что наш танкист, который торчал там в командировке, сам плохо владел специальной терминологией. И если он знал, что фильтр называется фильтром, а пушка - пушкой, то во внутренностях дизеля и трансмиссии разбирался слабо. А может, и не слабо, только официальных названий узлов он явно не знал и пользовался общепринятым армейским жаргоном…
Служившие в армии уже все поняли. Остальным объясняю. Самые безобидные термины написаны были так: MANDULA, HRENOVINA, FIGOVINA. Остальные (а их гораздо больше) и вовсе не подлежат огласке по причине абсолютной их ненормативности.
Любопытно, что в Инструкции имелись подробные картинки, где стрелочками были указаны перечисленные узлы. Мандулой, в частности, называлась откидная бронекрышка двигателя с жалюзи. А как звались сами жалюзи - не скажу.

П ара отслуживших свое перцев этой весною получила по звездной связи "компол - прапор - дембель" четкую установку: Пока танк не покрасите - воли вам не видать. А танк, сцуко, здоровый, он на постаменте стоит и пушкой в небо упирается. А домой страсть как охота. А весна потому что.
Ну и покрасили. Как положено по уставу - кистью, из ведра, в три слоя. Номер да ободья белые, звезды красные, корпус - зеленый.

Работа была принята командованием, перцы получили долгожданную "путевку в жизнь" и свалили поближе к родным местам.

А потом был дождь. Два слоя гуаши стекли в канаву и полк встречал утро, выстроившись на плацу возле героической т-34-ки, расписанной в лучших традициях пацифистов-шестидесятников: желтые цветы по всему многотонному розовому телу, надписи "LOVE" и куриные лапки на боках башни

К огда выводились советские войска из Германии, наши ребята захотели оставить свой след в памяти местных жителей, в частности они решили поохотится на местных уточек. Вы когда-нибудь видели глаза человека, который не врубается чего от него хотят? если хотите посмотреть- зайдите как-нибудь в магазин оружия и попросите 18 килограммов дроби № 3 на уток...
Итак.
Раннее утро, над красивым маленьким озером в центре Германии всходит солнце... погода просто благодать уточки тихонько и мелодично:) крякая плавают занимаясь своими утячьими делами... Вдруг на берег озера выскакивает наш советский прапорщик, немного оплывший после вчерашней попойки, и дает автоматную очередь из АК в небо... Утки надсадно крякая поднимаются в воздух, но... вы когда-нибудь обламывались сильно-сильно? ну, так вот, утки обломились намного сильнее... они бы, наверное, улетели, если бы не выстрел из противотанковой пушки, заряженной 18 кг дроби...
В общем сыты и довольны были все, кроме уток и товарищей из гринпис.

У ж и не знаю - правда али нет, но вот такую байку один знакомый бывший танкист рассказывал. Во время учений на полигоне один танк свалился в бетонный ров. Броня треснула и и из трещины торчит башка механика-водителя. Подошедший полкан, почесав затылок, выдал фразу: "Всяко видел, но чтоб лбом броню пробить...