Главная » Интернет » Жизнь детей во время великой отечественной войны. Голодное детство – гнилая старость Как приходилось выживать детям в годы войны

Жизнь детей во время великой отечественной войны. Голодное детство – гнилая старость Как приходилось выживать детям в годы войны


27 января мы празднуем прорыв Блокады Ленинграда , который позволил в 1944 году закончить одну из самых трагических страниц мировой истории. В этом обзоре мы собрали 10 способов , которые помогли реальным людям выжить в блокадные годы . Возможно, кому-то эта информация пригодится и в наше время.


Ленинград попал в окружение 8 сентября 1941 года. При этом в городе не было достаточного количества припасов, которые могли бы сколь-нибудь долго обеспечить местное население продуктами первой необходимости, в том числе, едой. Фронтовикам во время блокады выдавали по карточкам 500 граммов хлеба в день, рабочим на заводах – 250 (примерно в 5 раз меньше реально требуемого количества калорий), служащим, иждивенцам и детям – вообще 125. А потому первые случаи голодной смерти были зафиксированы уже через несколько недель после того, как кольцо Блокады было сомкнуто.



В условиях острой нехватки продуктов люди были вынуждены выживать, кто как может. 872 дня блокады – это трагическая, но при этом и героическая страница в истории Ленинграда. И именно про героизм людей, про их самопожертвование мы хотим рассказать в данном обзоре.

Невероятно сложно во время Блокады Ленинграда было семьям с детьми, особенно, с самыми маленькими. Ведь в условиях нехватки продуктов у многих матерей в городе перестало вырабатываться грудное молоко. Тем не менее, женщины находили способы спасти своего малыша. История знает несколько примеров тому, как кормящие матери надрезали соски на своей груди, чтобы младенцы получили хоть какие-то калории из материнской крови.



Известно, что во время Блокады голодающие жители Ленинграда вынуждены были есть домашних и уличных животных, в основном, собак и кошек. Однако нередки случаи, когда именно домашние питомцы становились главными кормильцами целых семей. К примеру, существует рассказ про кота по имени Васька, который не только пережил Блокаду, но и приносил практически ежедневно мышей и крыс, коих в Ленинграде развелось огромное количество. Из этих грызунов люди готовили еду, чтобы хоть как-нибудь утолить голод. Летом же Ваську вывозили на природу, чтобы он охотился на птиц.

Кстати, в Ленинграде после войны установили два памятника котам из так называемой «мяукающей дивизии», которая позволила справиться с нашествием грызунов, уничтожающих последние запасы продовольствия.



Голод в Ленинграде достиг такой степени, что люди ели все, что содержало калории и могло быть переварено желудком. Одним из самых «популярных» продуктов в городе стал мучной клей, на котором держались обои в домах. Его отскребали от бумаги и стен, чтобы затем смешивать с кипятком и делать таким образом хоть немного питательный суп. Подобным образом в ход шел и строительный клей, бруски которого продавали на рынках. В него добавляли специи и варили желе.



Желе также делали из кожаных изделий – курток, сапог и ремней, в том числе, и армейских. Саму эту кожу, часто пропитанную дегтем, есть было невозможно из-за невыносимого запаха и вкуса, а потому люди наловчились сначала обжигать материал на огне, выжигая деготь, а уж потом варить из остатков питательный студень.



Но столярный клей и кожаные изделия – это лишь малая часть так называемых пищевых заменителей, которые активно применялись для борьбы с голодом в блокадном Ленинграде. На заводах и складах города к моменту начала Блокады находилось достаточно большое количество материала, который можно было использовать в хлебной, мясной, кондитерской, молочной и консервной промышленности, а также в общественном питании. Съедобными продуктами в этом время стали целлюлоза, кишки, технический альбумин, хвоя, глицерин, желатин, жмых и т.д. Их использовали для изготовления еды как промышленные предприятия, так и обычные люди.



Одной из фактических причин голода в Ленинграде является уничтожение немцами Бадаевских складов, на которых хранились продовольственные запасы многомиллионного города. Бомбежка и последующий за ней пожар полностью уничтожил огромное количество продуктов, которые смогли бы спасти жизни сотен тысяч людей. Однако жители Ленинграда умудрялись даже на пепелище бывших складов находить какие-то продукты. Очевидцы рассказывают, что люди собирали землю на месте, где сгорели запасы сахара. Данный материал они потом процеживали, а мутную сладковатую воду кипятили и пили. Эту калорийную жидкость в шутку называли «кофе».



Многие выжившие жители Ленинграда рассказывают, что одним из распространенных продуктов в городе в первые месяцы Блокады были капустные кочережки. Саму капусту на полях вокруг города собрали в августе-сентябре 1941 года, но ее корневая система с кочережками оставалась на полях. Когда проблемы с продовольствием в блокадном Ленинграде дали о себе знать, горожане начали ездить в пригороды, чтобы выкапывать из мерзлой земли казавшиеся еще недавно ненужными растительные огрызки.



А теплое время года жители Ленинграда питались в прямом смысле подножным кормом. В ход благодаря небольшим питательным свойствам шла трава, листва и даже кора деревьев. Эти продукты перетирали и смешивали с другими, чтобы делать из них лепешки и печенье. Особой популярностью, как рассказывали пережившие Блокаду люди, пользовалась конопля – в этом продукте много масла.



Удивительный факт, но во время Войны Ленинградский Зоопарк продолжал свою работу. Конечно, часть животных из него вывезли еще до начала Блокады, но многие звери все-таки остались в своих вольерах. Некоторые из них погибли во время бомбежек, но большое количество благодаря помощи сочувствующих людей пережило войну. При этом сотрудникам зоопарка приходилось идти на всяческие ухищрения, чтобы накормить своих питомцев. К примеру, чтобы заставить тигров и грифов есть траву, ее упаковывали в шкуры мертвых кроликов и других зверей.



А в ноябре 1941 года в зоопарке даже случилось пополнение – у гамадрила Эльзы родился малыш. Но так как у самой матери из-за скудного рациона не было молока, молочную смесь для обезьянки поставлял один из ленинградских роддомов. Малышу удалось выжить и пережить Блокаду.

***
Блокада Ленинграда длилась 872 дня с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944. Согласно документам Нюрнбергского процесса, за это время от голода, холода и бомбежек умерло 632 тысяч человек из 3 миллионов довоенного населения.


Но Блокада Ленинграда – это далеко не единственный пример нашей воинской и гражданской доблести в двадцатом веке. На сайте сайт можно прочитать также про во время Зимней войны 1939-1940 годов, про то, почему факт ее прорыва советскими войсками стал поворотной точкой в военной истории.

По сей день помнят солдат, защищавших нашу Родину от врагов. Заставшими эти жестокие времена были дети, родившиеся в 1927 году по 1941 год и в последующие годы войны. Это — дети войны. Они пережили всё: голод, смерти близких, непосильный труд, разруху, дети не знали что такое душистое мыло, сахар, удобная новая одежда, обувь. Все они уже давно старики и учат молодое поколение дорожить всем, что у них есть. Но зачастую им не уделяют должного внимания, а для них это так важно передать свой опыт другим.

Обучение во время войны

Несмотря на войну, многие дети учились, ходили в школу, в чем придется. «Школы работали, но мало кто учился, все работали, обучение было до 4 класса. Были учебники, а тетрадей не было, дети писали на газетах, старых квитанциях на любом клочке бумаги, какой нашли. Чернилами служила сажа из печи. Её разводили водой и наливали в баночку — это были чернила. Одевались в школу в то, что было, определенной формы не было ни у мальчиков, ни у девочек. Учебный день был короткий, так как нужно было идти на работу. Брата Петю забрала папина сестра в Жигалово, он один из семьи закончил 8 классов» (Фартунатова Капитолина Андреевна).

« У нас была неполная средняя школа (7 классов), я уже выпустилась в 1941 году. Помню то, что учебников было мало. Если человек пять жили рядом, то им давался один учебник, и они все вместе собирались у кого-то одного и читали, готовили домашнее задание. Давали одну тетрадь на человека делать домашнюю работу. У нас был строгий учитель по русскому и литературе, он вызывал к доске и просил рассказать наизусть стихотворение. Если ты не расскажешь, то на следующий урок тебя обязательно спросят. Поэтому я до сих пор знаю стихи А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и многих других» (Вороткова Тамара Александровна).

« В школу пошла я очень поздно, не чего было одевать. Беднота и нехватка учебников и была и после войны» (Кадникова Александра Егоровна)

«В 1941 году я закончила 7 класс в Коноваловской школе с наградой – отрезом ситца. Мне дали путёвку в Артек. Мама попросила меня показать на карте, где тот Артек и отказалась от путёвки, сказав: «Далеко сильно. А вдруг война?» И не ошиблась. В 1944 году я поехала учиться в Малышевскую среднюю школу. До Балаганска добирались на ходках, а затем на пароме в Малышевку. В деревне не было родственников, но был знакомый отца – Собиграй Станислав, которого я видела однажды. По памяти нашла дом и попросилась на квартиру на время обучения. Я убирала дом, стирала, тем самым отрабатывала за приют. Из продуктов до нового года был мешок картошки и бутылка растительного масла. Это надо было растянуть до каникул. Училась старательно, хорошо, так хотела стать учительницей. В школе большое внимание уделяли идейно-патриотическому воспитанию детей. На первом уроке первые 5 минут учитель рассказывал о событиях на фронте. Каждый день проводилась линейка, где подводились итоги успеваемости в 6-7 классах. Рапортовали старосты. Красное переходящее знамя получал тот класс, было больше хорошистов и отличников. Учителя и ученики жили одной семьёй, уважая друг друга».(Фонарева Екатерина Адамовна)

Питание, повседневная жизнь

Большинство людей во время войны столкнулось с острой проблемой нехватки продуктов питания. Питались плохо, в основном с огорода, из тайги. Ловили рыб из ближайших водоемов.

«В основном нас кормила тайга. Мы собирали ягоды и грибы, заготавливали на зиму. Самым вкусным и радостным было когда мама пекла пироги с капустой, черемухой, картошкой. Мама садила огород, на котором работала вся семья. Ни одного сорняка не было. А воду на полив носили с речки, поднимались высоко в гору. Держали скот, если были коровы, то 10 кг масла за год отдавали на фронт. Копали замершую картошку и собирали оставшиеся на поле колоски. Когда папу забрали, то Ваня заменил нам его. Он, как и отец был охотником и рыбаком. В нашей деревне текла река Илга, в ней водилась хорошая рыба: хариус, беляк, налим. Поднимет нас Ваня рано утром, и пойдем мы ягоды разные собирать: смородину, боярку, шиповник, бруснику, черёмуху, голубицу. Соберем, высушим и сдаем за деньги и на заготовку в фонд обороны. Собирали, пока роса не сойдёт. Как сойдёт, бегом домой – надо на колхозный сенокос, грести сено. Еды выдавали очень мало по маленькому кусочку только бы всем хватило. Брат Ваня шил на всю семью обувь ”Чирки”. Папа был охотником добывал много пушнины и сдавал ее. Поэтому когда он уехал осталось большое количество запасов. Выращивали дикую коноплю и из неё шили штаны. Старшая сестра была рукодельницей она вязала носки, чулки и варежки» (Фартунатова Капиталина Андреевна).

« Нас кормил Байкал. Мы жили в деревне Баргузин, у нас был консервный завод. Были бригады рыбаков, они ловили как из Байкала, так и из реки Баргузин, разную рыбу. Из Байкала ловили осетра, сига, омуля. В реке водилась рыба такая как окунь, сорога, карась, налим. Сделанные консервы отправляли в Тюмень, а затем на фронт. Старики немощные, те, которые не пошли на фронт, имели своего бригадира. Бригадир был всю жизнь рыбак, имел свою лодку и невод. Они созывали всех жителей и спрашивали: «Кому нужна рыба?» Рыба нужна была всем, так как в год выдавали всего 400 г, а на работника 800г. Все, кому нужна была рыба, тянули невод на берегу, старики заплывали в реку на лодке, ставили невод, затем второй конец выводили на берег. С обеих сторон равномерно выбирали верёвку, подтягивали невод к берегу. Важно было не выпустить косяк из «мотни». Потом бригадир делил рыбу на всех. Так сами и кормились. На заводе после того, как сделают консервы, продавали головы от рыб, 1килограмм стоил 5 копеек. Картошки у нас не было, да и огородов тоже. Потому что вокруг был только лес. Родители ездили в соседнюю деревню и меняли рыбу на картошку. Сильного голода мы не чувствовали» (Вороткова Томара Александровна).

« Кушать было нечего, ходили по полю собирали колоски и замершую картошку. Держали скот и садили огороды» (Кадникова Александра Егоровна).

« Всю весну, лето и осень ходила босиком – от снега до снега. Особенно плохо было, когда работали на поле. По стерне ноги кололи в кровь. Одежда была как у всех – холщёвая юбка, кофта с чужого плеча. Еда – капустный лист, свекольный лист, крапива, болтушка из овсяной муки и даже кости сдохших от голода лошадей. Кости парили, а потом хлебали подсоленную воду. Картошку, морковь сушили и в посылках отправляли на фронт» (Фонарева Екатерина Адамовна)

В архиве я изучала Книгу приказов по Балаганскому Райздраву. (Фонд № 23 опись № 1 лист №6 — Приложение 2) Обнаружила, что эпидемий инфекционных болезней за годы войны среди детей не было допущено хотя по приказу Райздрава от 27 сентября 1941 года медицинские сельские акушерские пункты были закрыты. (Фонд № 23 опись № 1 лист №29-Приложение 3) Лишь в 1943 году в селе Молька упоминается эпидемия (болезнь не указана)., вопросы здоров К месту вспышки были направлены на 7 дней санитарный врач Волкова, участковый врач Бобылёва, фельдшер Яковлева. Делаю вывод, что недопущение распространения инфекции было очень важным делом.

В отчётном докладе на 2-й районной партийной конференции о работе районного комитета партии 31 марта 1945 года подводятся итоги работы Балаганского района за годы войны. Из доклада видно, что 1941,1942,1943 годы были для района очень тяжёлыми. Урожайность катастрофически снижалась. Урожайность картофеля в 1941 – 50, в 1942 – 32, в 1943 – 18 ц. (Приложение 4)

Валовой сбор зерна – 161627, 112717, 29077 ц; получено на трудодни зерна: 1,3 ; 0,82; 0,276 кг. По этим цифрам можно сделать вывод, что люди действительно жили впроголодь.(Приложение 5)

Трудная работа

Работали все и стар и млад, работа была разной, но по-своему трудной. Трудились изо дня в день с утра до поздней ночи.

«Работали все. И взрослые, и дети с 5 лет. Мальчики возили сено, управляли лошадьми. Пока сено не уберут с поля никто не уходил. Женщины брали скот молодняк и растили его, дети же им помогали. Они водили скот на водопой, задавали корм. Осенью во время учебы, дети все также продолжают работать, находясь утром в школе, а по первому призыву уходили работать. В основном, дети работали на полях: копали картошку, собирали колоски ржи и т.д. Большинство людей работали в колхозе. Работали на телятнике, растили скотину, работали на колхозных огородах. Старались быстрее убрать хлеб, не жалея себя. Как хлеб уберут, снег выпадет, отправляют на лесозаготовки. Пилы были обычные с двумя ручками. Ими валили в лесу огромные лесины, обрубали сучья, распиливали на чурки и кололи дрова. Приходил обходчик и замерял кубатуру. Надо было заготовить не меньше пяти кубов. Помню, как с братьями и сёстрами везли из лесу дрова домой. Везли на быке. Он был большой, с норовом. С горки стали съезжать, а он понёс, задурил. Воз раскатился, и дрова вывались в обочину. Бык упряжь порвал и убежал на конюшню. Скотники поняли, что это наша семья и отправили в помощь деда на коне. Так и довезли до дому дрова уже затемно. А зимой волки подходили близко к деревне, выли. Часто задирали скот, но людей не трогали.

Расчет велся в конце года по трудодням, некоторых хвалили, а некоторые оставались в долгах, так как семьи были большие, работников мало и надо было кормить семью в течение года. В долг брали муку, крупы. После войны я пошла работать в колхоз дояркой, мне дали 15 коров, а вообще дают 20, я попросила, чтобы дали как всем. Коров добавили, и я перевыполнила план, надоила много молока. Мне за это дали 3 м сатина голубого цвета. Это была моя премия. Из сатина пошили платье, которое было мне очень дорого. В колхозе были как трудяги, так и лентяи. Наш колхоз всегда перевыполнял план. Мы собирали посылки на фронт. Вязали носки, варежки.

Не хватало спичек, соли. Вместо спичек в начале деревни старики поджигали большую колоду, она потихоньку горела, дымина. От неё брали уголёк, приносили домой и раздували огонь в печи». (Фартунатова Капитолина Андреевна).

«Дети работали в основном на заготовке дров. Работали ученики 6-7 классов. Все взрослые ловили рыбу и работали на заводе. Работали без выходных.» (Вороткова Тамара Александровна).

«Началась война, братья ушли на фронт, Степан погиб. Три года я работала в колхозе. Сначала нянечкой в яслях, потом на постоялом дворе, где чистила с младшим братом двор., возила и пилила дрова. Работала учётчиком в тракторной бригаде, затем в полеводческой и вообще, шла туда, куда посылали. Заготавливала сено, убирали урожай, опалывала поля от сорняков, сажала овощи в колхозном огороде». (Фонарева Екатерина Адамовна)

В повести Валентина Распутина «Живи и помни» описывается подобная работа во время войны. Одинаковые условия (Усть-Уда и Балаганск расположены рядом, рассказы об общем военном прошлом как будто списаны с одного источника:

« — И нам досталось, подхватила Лиза. — Верно, бабы, досталось? Тошно вспоминать. В колхозе работа- это ладно, это свое. А только хлебушек уберем- уж снег, лесозаготовки. По гроб жизни буду помнить я эти лесозаготовки. Дорог нету, кони надорванные, не тянут. А отказываться нельзя: трудовой фронт, подмога нашим мужикам. От маленьких ребят в первые годы уезжали…А кто без ребят или у кого постарше- с тех не слазили, пошел и пошел. Настена она не одной зимушки, однако, непропустила. Я и то два раза ездила, на тятю тут ребятишек бросала. Навалишь эти лесины, кубометры эти, и стяг с собой в сани. Без стяга ни шагу. То в сугроб занесёт, то еще что - выворачивай, бабоньки, тужься. Где вывернешь, а где нет. Настена он не даст сорвать: в позапрошлую зиму раскатилась моля кобыленка под горку и на завороте не справилась- сани в нег, набок, кобыленку чуть не сшибло. Я билась, билась- не могу. Из сил выбилась. Села на дорогу и плачу. Настена сзади подъехала - я ручьем заливаюсь реву. — На глаза у Лизы навернулись слезы. — Она пособила мне. Пособила, поехали вместе, а я никак не успокоюсь, реву и реву. — Еще больше поддаваясь воспоминаниям, Лиза всхлипнула. — Реву и реву, ниче не могу с собой поделать. Не могу.

Я работала в архиве и просматривала Книгу учёта трудодней колхозников колхоза «Памяти Ленина» за 1943 год. В ней записывали колхозников и работу, которую они выполняли. В книге записи ведутся посемейно. Подростки записаны только по фамилии и имени — Медвецкая Нюта, Лозовая Шура, Филистович Наташа, Страшинский Володя, в общем я насчитала 24 подростка. Перечислялись следующие виды работ: лесозагоговки, заготовки зерна, заготовка сена, дорожные работы, уход за лошадьми и другие. В основном у детей указаны следующие месяцы работы: август, сентябрь, октябрь и ноябрь. Я связываю это время работы с заготовкой сена, уборкой урожая и обмолотом зерновых. В это время надо было провести уборочную до снега, поэтому привлекали всех. Количество полных трудодне у Шуры – 347, у Наташи – 185, у Нюты – 190, у Володи – 247. К сожалению, больше сведений об детях в архиве нет. [Фонд №19, опись №1-л, листы №1-3, 7,8, 10,22,23,35,50, 64,65]

В постановлении ЦК ВКП (б) от 05.09.1941 года «О начале сбора тёплых вещей и белья для Красной Армии» указывался перечень вещей для сбора. Школы Балаганского района также собирали вещи. По перечню заведующей школой (Фамилия и школа не установлены) в посылку вошли: папиросы, мыло, платки носовые, одеколон, перчатки, шапка, наволочки, полотенца, помазки для бритья, мыльница, кальсоны.

Проведение праздников

Несмотря на голод и холод, а так же на такую тяжелую жизнь люди в разных селах пытались отмечать праздники.

« Праздники были, например: когда весь хлеб убран, и молотьба закончена, то проводился праздник “Отмолотки”. На праздниках пели песни, танцевали, играли в разные игры например: городки, прыгали на доске, готовили кочулю (качели) и мячи катали, делали мяч из засохшего навоза.Брали круглый камень и слоями насушивали навоз до нужных размеров. Тем и играли. Старшая сестра шила и вязала красивые наряды и наряжала нас на праздник. На празднике веселились все и дети и старики. Пьяных не было, все были трезвыми. Чаще всего в праздники приглашали домой. Ходили из дома в дом, так как много угощения ни у кого не было.» (Фартунатова Капиталина Андреевна).

« Праздновали Новый год, День конституции и 1 мая. Так как окружал нас лес, выбирали самую красивую елку, и ставили её в клубе. Жители нашей деревни несли игрушки на елку, какие только могут, большинство было самодельных, но были и богатые семьи они уже могли принести красивые игрушки. На эту елку ходили все по очереди. Сначала первоклассники и ученики 4-х классов, потом с 4-5 классы и затем два выпускных класса. После всех школьников вечером туда приходили рабочие с завода, из магазинов, с почты и с других организаций. На праздниках танцевали: вальс, краковяк. Подарки дарили друг другу. После праздничного концерта, женщины устраивали посиделки с алкоголем и разными разговорами. 1 мая проходят демонстрации, на нее собираются все организации» (Вороткова Тамара Александровна).

Начало и конец войны

Детство-это самый лучшей период в жизни, от которого остаются самые лучшие и яркие воспоминания. А какие воспоминания у детей, которые пережили эти четыре страшных, жестоких и суровых года?

Раннее утро 21июня 1941 года. Люди нашей страны тихо и мирно спят в своих постелях, и некто не знает, что их ожидает впереди. Какие муки им придется одолеть и с чем придется смириться?

« Мы всем колхозом убирали камни с пашни. Работник Сельсовета ехал в роли посыльного верхом на коне и кричал “Началась Война”. Сразу же начали собирать всех мужчин и юношей. Тех, кто работал прямо с полей собирали и увозили на фронт. Забрали всех лошадей. Папа был бригадиром и у него был конь Комсомолец и его тоже забрали. В 1942 году пришла похоронка на папу.

9 мая 1945 года мы работали в поле и опять ехал работник Сельсовета с флагом в руках и объявил, что война кончилась. Кто плакал, кто радовался!» (Фартунатова Капитолина Андреевна).

« Я работала почтальоном и тут меня вызывают и объявляют, что началась война. Все плакали в обнимку друг с другом. Мы жили в устье реки Баргузин от нас дальше по течению было еще очень много деревень. Из Иркутска к нам ходило судно Ангара на него помещалось 200 человек и когда началась война, он собирал всех будущих военных. Он был глубоководный и поэтому останавливался в 10-ти метрах от берега, мужики плыли туда на рыбацких лодках. Много было слез пролито!!! В 1941 году на фронт в армию забирали всех, главное, что бы ноги и руки были целы, и голова на плечах была».

«9 мая 1945 г. Вызвали и сказали сидеть и ждать пока все свяжутся. Вызывают “Всем, Всем, Всем” когда все связались, я всех поздравила “Ребята война кончилась”. Все радовались, обнимались, некоторые плакали!» (Вороткова Тамара Александровна)

Ирина Гамалий суббота, 28 ноября 2015, 08:53

Украина вспоминает жертв Голодомора Фото: Владислав Содель

28 ноября в Украине День памяти жертв голодоморов. "Апостроф" расспросил очевидцев страшных событий 1932-1933 годов о том, как им удалось пережить геноцид, устроенный на украинской территории властями СССР. Все они встретили голод, когда были еще маленькими детьми, но воспоминания о массовых смертях, случаях каннибализма и том, как люди ели кору деревьев для того, чтобы выжить, сильны у них до сих пор.

Нина Васильевна Плахотнюк, 85 лет, село Сухой Яр Киевской области : В 1933 году мне было четыре года, и я не доставала до стола. Представляла себе, что на нем стоит тарелка с вареной картошкой, но от меня ее прячут. А вот девятилетний брат Иван был выше, он мог дотянуться и съесть ее. Я очень злилась на Ивана. Родители уходили работать в поле и запирали нас с братом в хате. На окнах были решетки. Дом был на окраине села, они боялись, что нас выкрадут людоеды. Нам было велено сидеть на печи до их прихода и не подходить к окнам. Я не слушала Ивана, убегала от него и ходила по хате. Однажды кто-то постучал в окно. "Детки, выходите на улицу, я вам гостинец дам", - через решетку в окне я увидела женщину. Ее лицо не осталось в моей памяти, помню только ярко-зеленый платок на голове. Я застыла на месте и смотрела на нее. Женщина долго звала нас, потом схватила кота и ушла прочь. Зеленое пятно в окне - самое страшное воспоминание моего детства. Людоедов боялись и дети, и взрослые. Они теряли рассудок от голода, уходили в леса и нападали на людей. Моя мама Мария рассказывала, что селяне пропадали, потом головы людей могли находить где-то в бурьянах. Это продолжалось и в последующие годы, когда еды стало больше. Специальные бригады вылавливали людоедов до 1937 года.

Я мало что помню о том времени. Говорят, что село было очень людным до 1932 года, но я запомнила заросшие бурьяном дворы и пустые хаты с открытыми дверями. Люди вымирали целыми семьями. Мама рассказывала: "Прохожу мимо дома, во дворе лежит человек - обтянутые кожей кости, он не в себе, умирает. Уже ни на что не реагирует, но в беспамятстве открывает рот, как будто хочет поймать какую-то еду". Мама прожила долгую жизнь, умерла в 96 лет. До смерти ей снились люди, которые безмолвно просили еду. Их убил не плохой урожай, как говорят. В 1933 году по селу ходили специальные бригады, их называли "гицели". Их вербовали за еду из числа жителей села. Гицели ходили по домам, забирали у людей зерно и продукты. Как-то зашли в нашу хату, достали из печи сваренный борщ и вылили его на землю. Нашей семье повезло больше, чем другим. В 1932 году в селе не уродила картошка, но наш огород был в низине, поэтому там что-то выросло. Родители выкапывали картошку ночью. Ее не стали искать и требовать отдать, поверили, что она не уродила - так же, как у всех. От голодной смерти нас спасли картошка и молоко. Родители перевели корову из хлева в комору - отгороженную часть дома, где раньше хранились соленья. Однажды ее чуть не украли - воры залезли в хату через соломенную крышу. Двери из сеней в ту часть дома, где жила наша семья, подперли снаружи. Помню, отец выбивал двери, а потом стал стрелять из охотничьего ружья. Когда двери удалось выбить, воры уже убежали - наверное, они испугались выстрелов. Но корову не успели вывести.

Это спасло нас от голодной смерти. Мы пережили войну и послевоенный голод 1947 года. Его я хорошо помню - мне было 18 лет. Я работала в исполнительной службе сельсовета, моя мама - на птичнике. Люди, которые трудились в поле, крали колоски, чтобы выжить. Они растирали зерна пшеницы в ступе, добавляли воду и варили бурду. Время от времени на них проводили облавы. Как-то в сельсовете я подслушала, что их будут ловить. Только вечером я смогла отпроситься с работы и рассказать об этом. Мама побежала в поле. Она встретила женщин, когда они возвращались домой. Она стала кричать: "Люди, у меня пропали гуси! Помогите найти гусей!". Люди были очень осторожны в то время, они поняли, что что-то не так, и выбросили колоски. Три женщины возвращались другой дорогой, они не знали об облаве. Их посадили на пять лет, но отпустили через три года.

Василий Трофимович Кошовенко, 87 лет, село Стрыжавка Киевской области: В 1933 году мне было пять лет. Помню, что мы очень бедствовали: ели тыкву, грызли молодые ветки, весной варили древесные почки. Мама готовила блины из лободы, растирала ее, добавляла воду и пекла в печи. Никогда не забуду случай: по дороге едет повозка с гарбой (высокий воз на четырех колесах, на котором перевозили снопы сена, - "Апостроф"). Запряженную в него лошадь погонял человек и грыз кусок хлеба. Гарба была завалена телами мертвых людей, которые он собирал по заросшим бурьяном улицам. Тогда были целые бригады таких могильщиков. Их нанимали из числа жителей села, а за работу выдавали продуктовые пайки. Могильщики собирали мертвых и сваливали тела в яму, вырытую на кладбище. Пока яма не заполнялась доверху, ее не засыпали землей, а чем-то накрывали.

На сельском кладбище были три братские могилы - свидетельство Голодомора. В восьмидесятых годах их объединили в одну, поставили большой крест. Когда я был ребенком, мама отправляла меня на кладбище в поминальные дни. Говорила: "Отнеси на могилы крашенку и кусок хлеба, пусть его съедят птицы, там много детей похоронено". В религиозные праздники взрослые не могли ходить на кладбище и в церковь, а стариков и детей не гоняли. В братской могиле могла бы быть похоронена моя сестра Галя. Ей было три года, когда ее, потерявшую сознание от голода, могильщик переехал возом. Он думал, что ребенок мертв, и забросил тело на гарбу. Навстречу шла моя тетка, увидела происходящее и потребовала отдать тело. Сказала, что семья похоронит Галю отдельно, а не в братской могиле. Сестру занесли в дом, положили на кровать. Принялись шить сорочку на смерть - думали, она не выживет, но к вечеру Галя пришла в себя. У нас в семье никогда не говорили о голоде. Может, потому, что мы очень бедствовали, а может быть потому, что мой брат Иван учился с Москве, а потом состоял в партии.

Курчинская Мария Ивановна, 91 год, село Пивцы Кагарлыкского района Киевской области: За свои долгие годы я видела все, что только можно увидеть на нашей грешной земле. Побывала в фашистской Германии (три долгих года), принудительно была вывезена из Украины и работала на различных предприятиях Третьего Рейха, почувствовала также на себе все тяготы страшной войны и послевоенную жизнь в Советском Союзе. Но то, что произошло со мной и моими родными во время Голодомора 1932-1933 года - это самое страшное, самое ужасное явление в моей жизни, о котором я боюсь вспоминать даже сейчас, когда мне уже 91 год.

Наша семья в то время состояла из пяти человек. Это мой отец, Куценко Иван Семенович, мать Анна Харламовна, старшая сестра Татьяна, меньший братец Иван и я - Мария. Забегая наперед, скажу, что с братом в голод было сложнее. Мы ели все, что наши родители могли "накалапуцать" для нас, а он - совсем маленький еще ребенок, не мог понять, почему ему толкут гадкую, едкую отраву, которую почему-то называют супом. Еда у нас закончилась очень быстро, а потом наступил день, когда в хозяйстве совсем ничего не осталось. И только благодаря нашему неутомимому отцу мы все остались живы. Он днем и ночью "кулибничал", чтобы нас чем-то накормить.

Все села, и наше тоже, были окружены красноармейцами с ружьями. Отец рассказывал, что из села никого не выпускали и не впускали. Делалось это для того, чтобы голодный народ не смог бежать в густонаселенные города, тем более, что до Киева было, как говорится, - рукой подать. Первыми вымирали те семьи, где хозяева были ленивыми либо любили спиртное - сначала умирали дети, а потом взрослые.

Однажды, находясь во дворе, я увидела, что у соседей пошел из трубы дым, а потом разошелся дух жареного мяса. Это было настолько удивительно тогда, что я чуть не потеряла сознание, но все же забежала в дом и обо всем рассказала родителям. Отец приказал всем сидеть дома, а сам пошел на улицу. Когда он вернулся в дом, его лицо было бледным, как у мертвеца - мы все очень испугались. Отец пригласил маму в другую комнату, а нам было приказано сидеть и не выходить на улицу. О том, что случилось с нашими соседями, мы узнали на следующий день. В селе большую тайну сохранить трудно. Так произошло и на этот раз. Утром приехали милиционеры, арестовали наших соседей и отправили в город. Обвинение им было предъявлено в убийстве своего ребенка и каннибализме. Доведенные голодом люди потеряли разум и пошли на такой страшный грех. Это только одна страница моей жизни во времена страшного лихолетья Голодомора. Поверьте, что обо всем этом мне даже в таком возрасте очень непросто вспоминать...

Ирина Гамалий

Нашли ошибку - выделите и нажмите Ctrl+Enter

У каждого из нас, переживших войну, свои воспоминания о голоде,
и каждый по-своему его оценивает и переживает. Голод и нищета у
каждого из нас остались в памяти до последнего вздоха. И, сейчас,
об этом больно и тяжело вспоминать. Но напоминать об этом, нашим
потомкам надо, чтобы не черствели их души. Чтобы знали, что жизнь
без этих чудовищных явлений надо ценить, беречь и за неё надо бороться.
Казахстан, это укрытие от фашистов, от фронта, от бомбёжки, но не
от голода. Голод подбирается постепенно, замедленно. Это когда
ложишься спать, а уснуть не можешь, сосёт под ложечкой. Это, когда
по утрам нет силы, встать с постели. Это когда своими маленькими
ручонками обнимаешь талию указательными и большими пальцами и
они касаются друг друга. Это, наконец, когда есть позывы в туалет и
при всех потугах ничего не получается. Это уже конец. Но хочется жить.
Надо искать еду. И мы, дети её находили.
Мы в деревне съели всех воробышек, кроме тех которые несли нам
крохотные яйца. Мы знали все воробьиные гнезда и ежедневно
собирали дань. Запомнились мне гнезда в колодцах. Колодцы были
выложены круглыми шахтами из булыжников и камней, среди которых
были ниши с гнездами. Мы спускались вглубь шахты и собирали яйца
в кепку. Для нас, ребятишек 7 – 10 лет это был подвиг. Было страшно
смотреть вниз, но голод гнал. Вокруг колодца тебя ждала ватага из
братьев и сестер младших по возрасту. Сейчас трудно даже представить
эти крохотульки, вареными или жареными, но это так. Это была
борьба за выживание.
Другой источник для выживания были суслики. Нам повезло, что на
бывших полях их развелось достаточно много. Довольно часто, после
сбора яиц, мы выходили в степь. За сусликами. Со временем была
отработана технология. Малыши выходили в степь, высматривали
сусликов, загоняли в норы и караулили, чтобы те не сбежали. Ребята
постарше подносили воду. Вода была далеко так, что приходилось
наполнять по полведра и цепью, за каждое ведро с двух сторон несли.
Это был тяжелый малопроизводительный труд загонять сусликов в
норы, таскать воду, отливать норы и вылавливать мокрых с выпученными
глазками зверьков, но мы должны это делать, чтобы поесть. Мы хотели
есть. Усталые, измученные тяжелым трудом и палящим солнцем мы
возвращались домой и только к вечеру грызли сухо обжаренные косточки.
Иной раз, это было не часто, нас, мальчишек приглашали в степь
заработать, где паслись артельные овцы. Нам ставилась задача помогать
охранять стадо от волков. В то лето в Казахстане развелось много волков.
Они наносили ощутимый ущерб. Мальчишки окружали стадо, чтобы
овцы не разбегались. Кругом степь, ковыль. И вот в этом солнцепеке и
появлялись волки. Жуть! Мороз по коже, но мы же будущие мужчины
бояться не должны, и мы скрывали свой страх. Мы поднимали крик,
начинали стучать в железные банки, собирать в нужном направлении
взрослых, травить собак. Однако, волки иногда достигали своей цели.
Волки таскали ягнят. Было очень страшно, да и ягнят жалко. Сами мы-то
голодные. Оставалось только смотреть вслед убегающей стае, уносящей
закинутого на спину ягненка. Иногда удавалось отстоять ягнят, и волки
задирали зарвавшуюся собаку и уходили. Наблюдать за этими
сражениями было довольно страшно, но мы, дети, были свидетелями
этих трагедий.
За наш труд, проведённый в страхе и на солнцепеке, нам наливали в
железную консервную баночку молока один раз в день. Больше нельзя.
Из остального сдоенного молока делали брынзу для фронта.
Каждая кружка молока была на учете.
Так мы, дети, добывали себе пропитание. Других источников еды у
нас не было. Война научила нас выживать, не бояться трудностей,
находить выход из безвыходной ситуации и работать. Только совместный
труд, забота друг о друге, нам обеспечили и сохранили жизнь.

Рецензии

Зашла на ВАШУ страницу, хотя вижу, вся она на во-
енную тему. Очень уже давно сказала себе---о войне не
читаю, не смотрю, не слушаю. Хватит, нет больше сил. Вы
пишете о чувстве голода, а мы с сестрой в блокаду даже
этого чувства уже не испытывали, ничего не хотели, только
спать, ходить уже не могли. В 41-ом мне было 4 года. Папа умер от голода прямо на рабочем месте в конструк-
торском бюро. Мама(врач) каждый день ходила на вызовы к
умирающим. Эвакуировались еле живые.
Читаю ВАС и не знаю, что легче---уже нчего не хотеть или
испытывать такое мучительное чувство? К счастью, в эваку-
ации (Ирк. обл.) мы жили уже полегче, чем Вы описываете.
Вашу страницу я дочитаю, но больше---ничего никогда.
Спасибо. С уважением. И.Н.

Добрый вечер И.Н.! Мне очень понятны Ваши чувства и восприятие военной тематики. Я, как и Вы не могу читать о детях войны, так и не смотрю фильмы и передачи с титрами тех лет. Больно смотреть, наворачивается слеза. Поднимается давление, а это ни к чему хорошему не приведёт.
Писать начал совсем недавно. Как-то весной, на стихи ру, написал маленький рассказ - воспоминание ко дню Победы. Читатели попросили продолжить. Так перебрался в прозу. Если признаться честно, то пишу и плачу. Очень больно вспоминать. Скоро закончу эту тематику.
Очень рад знакомству с родственной душой.
Спасибо за визит. Счастья Вам. Анатолий.

Утром, 13 сентября 1941 г. мы приехали в Ленинград к нашим дачникам на Суворовском, д. 13. Немцы заняли Александровку почти по нашим следам. Мы вошли в квартиру, мама села к столу, уронила голову на руки… и ни до этого, ни потом, за всю жизнь я не слышала такого плача, крика, такой горькой истерики. В чужом городе, без жилья, в летних вещах, без продуктов и карточек с тремя детьми, а ведь ей было всего 38 лет, и впереди 900 дней блокады.

Папа сразу же поехал на Тучков пер. к своему другу, но… тот его не пустил даже на порог. Вот так друзья познаются в беде (кстати сказать, вся семья их умерла в блокаду). Нас приютили наши дачники (которых мы и знали-то всего 2 года) в проходной комнате большой коммунальной квартиры.

Отец ушел в ополчение (ему было 62 года), сестра Муся работала в госпитале нянечкой, брала меня туда, я помогала ей, раненым, даже концерт устроили, и я пела в палатах. Кольцо блокады уже совсем охватило город.

Октябрь месяц. Народу на улицах было мало, бегали только кошки и собаки. Все больше пустели дома. Мы с оставшимися ребятами лазали на крыши. Квартиры в домах были открытые, брошенные с вещами, сколько мы видели открытых квартир, заходили, смотрели, как жили люди, но никто не брал чужого. Я потом вспоминала, ведь все было открыто, бери, что хочешь (сейчас бы все растащили), но, видимо, эта общая беда чувствовалась детьми. Хлеба убавили…Все время хотелось есть. Папа пришел на несколько дней домой, принес столярный клей – плитки (как шоколад), и мы варили из него студень. Горчицы, перцу было полно. Ели, аж во рту и желудке горело, но «вкуснота» необыкновенная. Этого хватило на 2-3 дня, т.к. угощались все в квартире. Потом папа принес «гужи» — это сыромятные кожаные ремни, пропитанные дегтем от хомута к оглобле. Папа выжигал в печке деготь, потом день лежало в воде, отскабливали горелое и варили – ах! какой был студень с мясом и горчицей.

Хлеб опять урезали. Объявили о выдаче крупы: 200 г и 100 масла растительного на месяц только на детские и рабочие карточки. Очень холодно. Окна все выбиты от бомбежек, дров нет, пока еще возможно рубили скамейки, на разрушках выбирали деревянное и несли домой.

Поначалу мы спускались в убежище под домом на 6-й Советской. Однажды бомбежка была очень сильная – ведь Смольный был рядом. Я задремала и очнулась от сильного грохота, уши заложило, гудело в голове, свет погас, и в убежище хлестала вода, все кричали в темноте, звали на помощь, толкались, а вода прибывала, пока я оказалась у входа вода мне была по плечи (октябрь месяц). Нас вытаскивали дружинницы. Оказалось, посредине Суворовского пр. упала 1-тонная бомба, пробив канализацию, оторвало угол дома, поэтому нас и залило водой. Но!.. Это спасло нас в ужасную морозную зиму 1942 г.

Ноябрь – голод уже совсем обнаглел, ничего не достать, в столовой давали 0,5 л супу из дрожжей – вода, соль и дрожжи (ах, мучки бы, и блинчики спечь…), кислая водичка, пахнет хлебом. Ну, и очередь часа на 2 за ней. Мама тоже была в поисках еды, они с т. Клавой (моя тетя) пошли на передовую (уже около Пулково) и собирали овес на полях. Это было счастье, мы его варили в большой кастрюле, разливали в тарелки, а рядом ставили другую. Ложку с варевом в рот, пососешь отвар и выплевываешь «пелушки» в тарелку, т.к. колючий овес нельзя было глотать, но суп был вкусный, потом эти «пелушки» варили еще раза два до прозрачной водички. Также мама принесла «сладкую землю», т.е. вначале блокады немцы разбомбили Бадаевские склады, расплавленный огнем сахар тек и впитывался в землю, люди набирали мешочки сладкой земли и потом заливали водой, отстаивали и пили грязно-сладкий чай. Уже не было ни птиц, ни кошек, ни собак – всех выловили и съели.

Мы лежали втроем на кровати в пальто, обуви и под кучей одеял. Жильцы почти все уехали в эвакуацию, наш хозяин тоже, мы остались в его комнате одни. И вот мы ждали, когда хлопнет дверь и появится мама с хлебом. 125-граммовый крошечный черно-зеленый глиняный кусочек, чуть больше спичечного коробка, я до сих пор помню этот «золотой» кусочек. И уже не было родственных чувств, каждый дрожал над своей порцией. Мама делила хлеб на 5 частей и каждый берег свой кусочек, свою крошку за пазухой. Папа! Мой большой добрый папа следил за дележкой, с недоверием, тут же заворачивал хлеб в тряпочку и съедал его под одеялом, а потом все плакал и просил есть, считал, что ему досталось меньше. Только мама отщипывала от своего кусочка – крошечки и, как конфетку, давала Алику.

Представить трудно, только 125 г хлеба и ничего больше. Чтобы было ощущение сытости хлеб подсушивали на печурке и варили в большом количестве воды (каждый свою порцию отдельно – семьи уже не было).

Холод! Холод! Печурку топили только раз в день – берегли топливо. Свет – «фитюльку» тоже берегли. «Фитюлька» — это в блюдце наливали какую-то (не помню) жидкость, крутили фитиль из ваты и клали в блюдце. Свечек не было. Папа с работы долго не приходил. И вот вечером до нас добралась женщина и сообщила, что папа упал на улице – у него отнялись ноги от голода. Мама с Мусей привезли его на саночках домой. Это был конец ноября.

Отец уже не поднялся, он лежал и все просил есть, почему-то какао с булкой (хоть раньше и не пил его). Холод был везде: на улице, в доме… Мы мечтали согреться. Окна все были без стекол, заткнуты чем попало. В окна же и выливали нечистоты. Снег был вокруг весь грязный. Встала проблема питья – вода! Вот тут нас и спасла та бомбежка, когда нас заливало в убежище. Сил уже не было и до Невы было далеко, да и не дойти. На дороге около кинотеатра в снегу были прокопаны, пробиты лунки и в них сочилась вода, а вокруг, как кукушки, сидели дистрофики, закутанные до глаз (мороз до –40), и ждали, когда насочится вода в кружечку или ковшичек. Так, я в течение (не помню), наверное, часа-полутора набирала бидончик (3 л) воды. Потом я одеревеневшими ногами еле-еле поднималась на 3-й этаж – все чай был на день. Да! Только чай! А помыться – увы! Только мечтали. Не мылись с конца ноября 1941 г. по февраль 1942 г. (кому неприятно, не читайте), но вши были частью нашего бытия – голода; одежда приклеивалась к телу. На улице людей почти не видно. Вечером (кто мог ходить на работу) шли по узкой тропке, протоптанной только посередине Суворовского, и чтоб не столкнуться лбами, на груди была прицеплена бляшка фосфорная, она светилась в темноте.

Я все еще выползала на поиски дров и съестного. У нас на 5-й Советской была маленькая пекарня и рано утром рабочий выносил ведро с золой, видимо, когда в печь ставили формы с хлебом, капельки теста капали в золу. И вот я, и несколько окрестных мальчишек ждали с 5-6 утра выхода этого рабочего, и в темноте в драку лезли за крошками, рылись в золе, обдирая ногти. Домой я приносила горсть горелых капель, в 5-литровую кастрюлю наливала воды и ставила на печурку, сыпала туда драгоценную горсть, затем перец, соль, горчицу, закипит – пахнет хлебом. Выхлестаю всю сразу и отвалюсь тут же на пол спать. Ногти были почти до половины содраны от угля и золы – мыться все также было нечем, берегли воду. И никакой заразы.

Папа уже еле дышал и в ночь с 9 на 10 января 1942 г. он умер. Мы еле-еле втроем перенесли его в неотапливаемую комнату, и там он пролежал целый месяц, т.к. мама с трудом ходила и помочь было некому. В феврале прибавили хлеба. Мама отдала 200 г хлеба за гроб, и его на саночках свезли на Большеохтинское кладбище. Мама была верующая и хотела похоронить его по-человечески, но его вытряхнули из гроба в общую могилу, а гроб забрали следующему…

Дома был жестокий холод. Сожгли книги, стулья, печурку топили утром чуть-чуть и вечером. Я всегда стояла около печурки, грелась, на животе пальто и кофта прогорели до дыр, я затыкала эту дырку тряпкой, когда шла на улицу. Спали в пальто под одеялами и матрасами сверху. Температура на улице была от 25 до 40, да и в доме чуть теплее. И это не один-два дня, а ноябрь, декабрь, январь, февраль, март. Муся ушла на казарменное положение, и ей разрешили взять Алика с собой. Мы остались с мамой вдвоем, я уже мало выходила, сил не было подниматься на 3-й этаж, лежала под одеялом и все вспоминала свое безоблачное детство, свою Александровку, сытую жизнь и все ждала, вот отгонят немцев и мы вернемся домой и все будет по-старому… Хлеба прибавили, кажется, по 250 г и даже выдали на месяц 200 г крупы на детскую карточку. Маме стало хуже, ее подобрали на улице и увезли в больницу на Старорусскую улицу, диагноз – дистрофия последней стадии. Мне сообщили на 3-й день, я не знала, где ее и искать, плакала какими-то сухими слезами. Но пришла закутанная бабушка, которая оказалась девушкой из ПВО, и сообщила мне, предлагала пойти с ней, но я осталась. Она оставила мне кусочек сухарика и ушла… Я осталась одна. Огромная холодная квартира и никого. Сначала я еще выходила за хлебом и на промысел, но пекарня не работала, суп уже не давали, кончились спички – нечем топить, нечем заправить «фитюльку»… Я лежала под одеялами и тихо замерзала, опять думала про довоенную жизнь, про еду, еду, еду… Как все было вкусно, даже какао, которое я терпеть не могла.

Март месяц. Немного потеплело, но началась цинга. Я пальцами расшатывала зубы и вытаскивала их. Ноги покрылись нарывами, чесотка и прочее – а теперь о нас говорят, подумаешь – дети блокадники?! И вот в один из мартовских дней доела последний кусочек хлеба, поднялась, оделась во что могла потеплее, взяла папины часы и пошла. Опять бомбежка, я переждала в парадном – вроде улетели. Все метят по Смольному! Я знала, что около Мальцевского рынка бывает толкучка, чуть живые люди, и здоровые тетки и дядьки (а я думала, что все голодают) меняли вещи на хлеб. И вот я сменяла папины часы (старинные, в платине) на… 500 г хлеба.

На последнем посту мне не повезло. Увидели и привели в «каптерку» — там топилась печурка. У меня от холода полопались губы и не согнуть было пальцы рук, ноги одеревенели и опухли. Меня накормили, разомлев от забытой жары, я спала целую ночь и день, потом пришел командир, дал мне кусок хлеба, кусочек сахара. Я ему все рассказала. Он говорит: туда нельзя, не дойдешь. Поедем в детский дом, там тебя накормят, оденут. И я поехала. Они дали мне 2 горбушки хлеба с собой и меня повезли на машине в Александро-Невскую Лавру – там во время блокады был организован детприемник. Об этом никто никогда не вспоминает, а ведь сколько детей спасли от смерти. В этот детприемник привозили, приносили детей, с улиц, искали по квартирам, их поили, кормили, отогревали и тело, и душу.

Наступила весна, городу, заваленному, залитому нечистотами, грозила эпидемия. Вылезли все живые, полуживые люди чистить свой Ленинград. Все верили в победу, в то, что блокада кончится (увы, впереди было еще около 800 дней), еле двигая ногами, тащили кто, что мог, сгребали (даже руками) грязный снег и грузили на машины (военные дали). Никому не платили – деньги были не в ходу, да об этом даже и не говорили (разве теперешние пойдут, не голодные и не умирающие бесплатно работать?). Вывели и нас (было в детском доме нас всего около 40 человек), и мы лопатками с капелькой грязного снега – больше не поднять, чистили город. И вычистили, и выжили.

Потом первый трамвай пустили, люди обнимались и ехали, как на экскурсию (пока немцы не начинали обстрел). Появилась первая травка, именно травка, так как, взяв пакетики с солью, мы выпалывали всю травку подряд и ели с солью. Когда во дворе травы не осталось, нас выводили на улицы и там мы не гуляли и не играли, а сидели на корточках, как старички, и щипали травку, щипали и ели, ели, не было сытости, несмотря на 3-х разовую кормежку и травку, мы слабели и умирали. В детдоме полный лазарет был. Я держалась какой-то силой (видимо, молитвами мамы), но ноги были опухшие и в фурункулах. Помню, я увидела на дороге нарисованные классики (кто-то мог прыгать), я подняла ногу и хотела подпрыгнуть, но, увы! ноги не слушались, я расплакалась в ужасе, что я никогда не смогу прыгать (а ведь на ходу на лошадь запрыгивала в 10 лет).

После страшной зимы люди мечтали выехать на «Большую землю» — это так называли всю страну за блокадой. Эвакуация шла только по «Дороге жизни», но уже по воде. И Смольный объявил эвакуацию всех выживших детей, и в первую очередь детдома…



Предыдущая статья: Следующая статья:

© 2015 .
О сайте | Контакты
| Карта сайта