Главная » Квартира и дача » О книге Александра Шахматова «Вселенная Россия. Её философия преисполнена святым чаянием спасения Отечества и спасения души, что взаимосвязано Сергей карташев поэт какую школу закончил

О книге Александра Шахматова «Вселенная Россия. Её философия преисполнена святым чаянием спасения Отечества и спасения души, что взаимосвязано Сергей карташев поэт какую школу закончил

Нет, я люблю не битву, а уют,


Конец готовят русскому народу.

Родилась на Урале в Верхотурье, в поселке спецпереселенцев, куда были высланы обе ее бабушки с семьями. Со стороны матери Нина Карташева происходит из псковско-новгородских крестьян, раскулаченных и сосланных в Верхотурье в 1929. Со стороны отца - русские дворяне, бабушка по отцу после заключения (ст. 58) уже в ссылке на Урале приняла монашеский постриг в миру. Мать поэтессы умерла, когда девочке было 6 лет, воспитывала ее бабушка-монахиня. На Урале Карташева закончила общеобразовательную и музыкальную школы, а затем музыкально-педагогическое училище в Ленинграде. В 18 лет вышла замуж и переехала в Подмосковье. Работала преподавателем в детской музыкальной школе и Московском камерном оркестре.
Первые стихи записаны в дневнике в возрасте 6-7 лет. Но печататься начала в к. 1990. В журнале «Наш современник» № 9 за 1990 вышла первая подборка стихотворений и была принята читателями с большим успехом.
Главное в творчестве Карташевой - целомудрие. Это несомненная художественная ценность. Ведь сколько веков мировая поэзия воспевала сладость греха и порока, наслаждаясь ядовитым ароматом цветов зла. Противоположная же аскетическая поэзия святых или отрекшихся от мира, увы, не столь трогает живущих в миру со всеми его страстями, такая поэзия слишком далека от здешней юдоли. Феномен поэзии Карташевой в том, что она, оставаясь светской женщиной, живет в миру, но остается всегда во всех проявлениях православной, поэтому не может воспевать грех, интуитивно сопротивляясь соблазнам, которых, конечно, не избежать, но победить можно, если душа чиста и высока. Именно в этом Карташева обретает красоту единственную и подлинную. Делается это без затей просто, на уровне дыхания жизни:

Приподнятый славянский нос
И детский рот неискушенный,
И легкость русая волос,
И лоб от мира отрешенный.
Но шеи гордость и изгиб,
Плечей покатая картинность -
Не девственный, а женский тип,
Но все-таки и в нем невинность.
И взгляд души не подведен
Тенями красок и страстями,
Он чистотою огражден,
Как будто осенен крестами.


Стихи Карташевой отличает бесстрашие назвать по имени русскому народу его тайных врагов, ее неподкупность и искренность, аристократическое пренебрежение к «иудейским страхам». Некоторые строки ее стихов стали афоризмами и у многих на устах: «жизнь кончилась - настало житие»; «сняла кольцо, чтоб ты купил оружие», «усадьбы сгорели, но почва осталась»; «пусть кто-то от Общей Европы, а я от Всея Руси», «дворянство надо снова заслужить», «не были Русские люди рабами, даже советские Русскими были», «смиряться надо перед Богом, но не смиряться перед злом» и т. д.
Карташева пишет мало и, как сама говорит, без черновиков, т. е. не работает над строкой, поэтому иногда нет отделки и завершенности. Она много читает на сцене. Это ее второй самородный талант. Она в единственном числе создала театр русской поэзии. Пока он единственный в России, поэтому ее творческие вечера всегда вызывают восторг зрителей.
Творческие встречи и вечера русской духовной культуры Карташева проводит во многих городах России и постоянно в Москве, уже 10-й год в Международном Славянском культурном центре и 3-й год в музее художника К. Васильева.
О себе Карташева пишет так: «Если бы другой поэт искренно и горячо сказал то, о чем пишу я, я бы уступила, потому что хочу жить спокойно, для меня семья главное. Когда 10 авг. 1999 под утро к нам ворвались в масках не просто разбойники, а сатанисты, бросив мне под ноги ножницы (слава Богу, я не пострадала), то потом мне звонили по телефону и с издевкой говорили, что меня никто убивать не собирается, слишком много “чести” делать из меня Талькова, но угрожали опозорить, перестать печатать и т. п. Но совесть моя перед Богом, перед Родиной и перед Русскими чиста. Я никому не делаю зла, я только врага называю врагом и не могу перед ним заискивать, будь он трижды богат и властен “печатать или не печатать, дать возможность выступать или лишить”, я все равно пишу: Смиряться надо перед Богом, но не смиряться перед злом!
И вся моя простая, незатейливая натура в этих женских, безыскусных строках:

Нет, я люблю не битву, а уют,
Детей, наряды, музыку, природу.
Да только жить спокойно не дают,
Конец готовят русскому народу.

Но за уют я не пойду в полон,
Напрасно ворон надо мною кружит,
Как испокон, я встала у икон,
Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье!

Ангел - хранитель, молитва твоя...

Ангел-хранитель, молитва твоя
Вынесла снова меня из огня.
Плачу ли я, или радуюсь я,
Знаю, мой ангел, ты возле меня!
Не разлюби, хоть любви я не стою,
Не отступи своей верой святою -
Может быть, ангел, с помощью Божьей,
Стану, как в детстве, с тобой я похожей.

В обители преподобного Серафима


Народ всегда - и день и ночь
Идет к святыне чудотворной,
Везет старик калеку-дочь,
Идет монах в одежде черной,
Ведет себя сквозь стыд студент,
Грядет угрюмый диссидент,
Бредет турист или юрод -
Ведь верит все-таки народ! Преподобный
отче Сергие, прости нас,
Что мы молим каждый за себя,
В лучшем случае, за дочь или за сына,
В лучшем случае, скорбя или любя...
Преподобный отче Сергие, в Россию
Высадился новый легион -
Нам не распознать, наш дух бессилен,
Без конвоя нас ведут в полон.
Затяну потуже древний пояс,
На котором вещие слова.
Отче Сергие! Живая наша помощь!
Собери нас силою родства.

Вот руку занесли


Вот руку занесли - ждут, я
подставлю щеку,
Ударят в правую, я левой повернусь.
"Ты христианка,- слышу вражий шепот,-
Вас бьют по заповеди, помни наизусть!"
Кто бьет? Кем попран образ,
Подобье Божие в себе искажено?
Кто рад бы снова вешать нас за ребра,
Да только воли ныне не дано.
А если б и ударили по правой,
А я подставила бы левую - то, что?-
Над беззащитностью свершили бы расправу.
Непротивленье кровью залито.
Когда бы брат мой без вины ударил.
Я руку бившую смогла б поцеловать!
Или глупец в безверье, в злом угаре-
Смогла б простить, смогла б удар принять!
Да ведь они б и не смогли, не смели
На женщину, которая слабей...
Они б перед смиреньем осмирели,
В них образ Божий в образе людей.
Но вам, все знающим и все отвергшим,
Торгующим, меняющим свой вид -
Ударом на удар сама отвечу,
И Бог вас будет бить! И вечный стыд!
Не вам учить как жить другим по-Божьи.
Учитель есть - Господь. Он преподал
Урок добра, но гневен был он тоже,
Когда торгующих из храма плетью гнал.

Изящный ангел на иконке


Изящный ангел на иконке,
Невоплощенный идеал,
Твой образ бестелесно-тонкий
Всегда меня оберегал.
Живущее со мною где-то
Ты существо иных миров
Невидимо. Но есть примета
Твоих летающих шагов:
Я знаю, любишь ты моленья
И дни Великого Поста,
Стоишь со мною светлой тенью
В крылатом символе креста.
Ты любишь музыку, природу,
Ты любишь чистые стихи.
И если мне твой отзвук подан _
Твои слова во мне легки.
Но от чего ты отступаешь,
И чем я, грешная, живу -
Прости! Все после сосчитаешь,
Сорвешь цветы, сожжешь траву.

Рабочий люд с протянутой...

Рабочий люд с протянутой рукой
У проходной закрытого завода.
А ты бранишь народ. А сам-то кто такой?
Не выродок ли вышедший из рода?
Купи-продай, комфорт, валютный счет.
Брезгливо презираешь за несчастья.
Скажи, каткая кровь в тебе течет?
Зачем ты жаждешь еще большей власти?
Кому на пользу твой высокий чин?
Великой нации ищу в тебе приметы -
Хоть ты и блудный, но России сын.
Так вспомни о себе хотя бы это.

Меч

Позорный мир, борьба за выживанье.
А выживанье - значит вымиранье,
Смиренье и покорность перед злом.
Цена за душу - рабское стяжанье,
И эту цену ждёт подорожанье
За жалкие объедки под столом.
Нет! Я не буду выживать бездарно
Среди кошерных. Я не элитарна.
Я Русская! Меня не покорить
И не купить. Я предкам благодарна,
Святая Русь мне светит лучезарно,
Чтоб я могла не выживать, а жить.
Не вымирать, а умирать прекрасно!
За это долго буду я опасна
Тем, кто не напечатает стихи,
Кому со мной и так уже всё ясно,
К холопам элитарным непричастна.
Зачем ещё чужие мне грехи?
Но до кого дойдёт мой глас в пустыне,
Рабом не будет недругам отныне,
Расправит мощь и силу русских плеч.
Он станет воин, как дано мужчине,
Ему, не мне, прекрасной половине,
Поднять за наши русские святыни
И за меня Заветный Русский Меч!

Свеча


Пытаюсь мрак свечою превозмочь
В забытой Богом и людьми глуши.
В безглазой темноте блуждает ночь,
Безмолвнее тоскующей души.
Здесь сила тьмы, озлобленной на свет.
Очерчиваю круг огнем свечи
От подступивших окрест зол и бед.
Копье свечи пронзает мрак в ночи.
О, если бы хватило до утра
Свечи и заклинательных стихов,
Струящихся сейчас из под пера
От ясных ясновидящих псалмов.
Дожить! При этом свете превозмочь
Тьмы темных сил за кругом древних слов.
И вдруг прозрела ночь - виденья прочь!
Рассвет раскинул радостный покров.
Ликует солнце Пасхою с небес:
ХРИСТОС ВОСКРЕС! - ВОИСТИНУ ВОСКРЕС!

Умом, и совестью, и духом соберусь


Умом, и совестью, и духом соберусь,
Пред Богом встану в схиме и в веригах:
Пусть я умру, но ты воскресни, Русь!
Воскресни прежней Родиной великой.
Ты свято повторила путь Христа,
За мир себя и сына не щадила,
Предательство, несение Креста,
Распятие - все это уже было.
У гроба мироносицей молюсь,
Воскресни, Русь! Сверши обетованье!-
На плащанице страшный след страданья,
Но тела нет во гробе. Встала Русь.
Так бодрствуйте теперь, ученики.
Русь явится вам смерти вопреки.

Дорогие русские современники! Мы с вами живём в очень сложную, ложную, смутную, но все-таки очень интересную эпоху. Двадцатый век был для России палачом, наш Русский народ-великомученик перенёс столько горя, сколько ни один народ в мире. Революция, гражданская война, красный террор, расстрелы без суда и следствия, лагеря, ссылки, изгнание, рассеяние по всему миру, интернациональное иго... Как сохранить себя в правде, в вере, в любви к Богу и Родине? Это было невероятно трудно - остаться русским православным и здесь, в СССР и РФ, и там на чужбине... И все-таки велик дух русского народа, велика сила наших предков, создавших уникальную Русскую культуру, стоявшую на вере во всем: в быту, в семье, в произведениях искусства, в воинских подвигах, в науке и хозяйстве. Этот русский лад и уклад сохранили нас в политических смутах, пусть далеко не всех, но остаток нам для спасения. Мы сохранились и уцелели, чтобы была Россия, её Честь и Достоинство! Об этом книга «Вселенная Россия» Александра Васильевича Шахматова.

Я знаю русского патриота много лет, с 1991 года. Сказать о том, что он русский певец, недостаточно, хотя его голос шаляпинской школы и шаляпинского размаха был дан ему от Бога затем, чтобы славить Русское певческое искусство. Как верно он сам сказал: «Русского можно изгнать из России, но Россию из него - никогда!» И он вернулся на Родину, у него русская, не из эмиграции жена Елена, дочь Василиса. Он продолжает не только петь, но и всегда отзывается на любые поездки по матушке России для встреч с простым народом. Свидетельствую, за четверть века интерес к Александру Шахматову не ослабел, и как в 90 - е годы прошлого столетия, так и ныне в 2016 г., его любят слушать, ему верят, потому что он очень искренний, он не играет себя, не лжёт, как многие современные общественные деятели. Он говорит то, что сам выстрадал и понял.

Его книга особенно нужна молодым, которых лукавые культуртрегеры ориентируют на Запад. Юные наши соотечественники воспитаны на пренебрежении ко всему родному, им упорно прививают колониальное сознание. Уроков английского языка больше, чем родного русского в программах школ. По радио, телевидению, в театрах почти что нет русской красоты, больше антирусского уродства. Часто ли вы слышите наши русские народные песни, великую русскую классику? И вот Всемирно известный русский певец, родившийся в Китае, выросший на Западе, открывает Русской молодёжи, одетой сплошь в майки, куртки с чужими метками, от наушников до красоток без нации и без Бога, то есть описывает в своей книге Россию, родную, красивую, работящую и, самое главное, уважающую себя, самостоятельную и самодостаточную. Ведь все чужебесие от привитого комплекса от национальной неполноценности. Думаю, что современный русский молодой человек задумается, прочитав книгу Александра Васильевича, почему автор не живёт на хваленном, комфортном Западе, а предпочитает жить в России и для России.

Да и зрелым читателям, измученным духовным и материальным неблагополучием, не повредит внимательно прочитать книгу и подумать, почему автор считает, что единственная человеческая система власти - Царская, её не захватывают, не выбирают, а призывают. И капитализм, и коммунизм разрушительны. И без веры человек трус и обречён на рабство.

Но кроме поучительности книга А.В.Шахматова наполнена живыми зарисовками, яркими впечатлениями автора от очень многих стран и народов мира. Трогательные воспоминания о родной большой патриархальной семье. Образы его матери, отца, сестры, братьев выписаны благородно и любовью. Жизнь Александра Васильевича богата событиями, захватывающе интересна и во многом уникальна, неповторима. И самое ценное: его душа изливает, излучает русский свет, неравнодушие к вам, дорогие читатели, и делает книгу родной и близкой нашему сердцу. Читайте и многое поймёте!

Когда-то я в 1995 году посвятила Александру Шахматову своё стихотворение:

По каторгам горя, чужбин и Сибири

Мы бывшей России забыть не могли,

Спалённый, сожжённой, единственной в мире,

Укрытую в сердце от смерти спасли.

Мы помним о долге, мы помним о Боге,

Нас мало осталось, но с нами Господь!

Пусть мы обнищали, худы и убоги,

Но в этом и сила врага побороть.

Кровавое войско убелится нами,

Державу и Скипетр подымет страна,

И русская Слава, и русская знамя

Наденут, как прежде, кресты-ордена!

Нина Васильевна Карташова – последняя аристократка русской поэзии, аристократка не только по духу, но и по происхождению, что придаёт её стихам особое чувство ответственности за свой народ, свойственное истинной национальной элите.

Помню, как читала она стихи в Славянском центре - вижу зал с высокими стрельчатыми окнами, портрет последнего императора и поэтессу, одетую в эффектное платье придворной дамы, словно героиня исторического фильма. Её жесты величественны, осанка горда, голос звучен. С жаром пророчицы она взывает к народу: «Держитесь, братья! Это лишь начало./А смерти нет. Не бойтесь умереть./Торжественная солнечная медь/Седьмой трубы Архангела звучала:/Держитесь, братья, это лишь начало».

Её поэзия осознанно традиционна, выверена в соответствии с давними канонами русской лирики. Замечу, что это же лишает большинство поэтов патриотического направления индивидуального стиля, разве что сами они пишут так живо и страстно, что не замечаешь отсутствия личных творческих находок, захваченный бурей эмоций. А Нина Васильевна вкладывает душу в свои строки: «В штатском шатаясь, в позоре и сраме./Вечная память златым эполетам!/Не были русские люди рабами./Вы, офицеры, забыли об этом.../Власть и начальство. Все так. Но вы сами/трубные марши в гитарах растлили./Не были русские люди рабами./Даже советские русскими были...».

Любовь к Родине является импульсом, направляющим развитие её сюжетов. Живые яркие образы, убедительные мысли находят отклик у читателя.

В стихах Нины Карташовой тесно взаимосвязано национальное и личное. Она сторонница патриархальных устоев, строгой нравственности, вековых испытанных взглядов на иерархию власти, где, как писала Марина Цветаева, «Царь - народу, царю - народ» . Дисгармония в государстве остро осознаётся ею и восстанавливается хотя бы в яростно-возмущённых стихах: « Нас мало осталось, но с нами Господь!/Пусть мы обнищали, худы и убоги,/Но в этом и сила – врага побороть./Кровавое войско убелится нами,/Державу и скипетр подымет страна!/И русская слава, и русское знамя/Наденут, как прежде, кресты-ордена!»

Тема царя и царской власти одна из важнейших для поэтессы. Монархия – фундамент государства. Власть Божия и власть царская – вертикаль, ось мира. Святые подвижники и просто верующие люди – основа общества. С чувством чести и долга поэтесса рассуждает об этом, дискутирует с оппонентами, взывает к единомышленникам. Архаические слои народного сознания хранят формулу истинной власти, освящённой свыше, и Нина Васильевна пишет, ориентируясь на эту формулу. Квинтэссенцией её поэзии являются строки, которые ставит эпиграфом к своим выступлениям: «Моя поэзия - судьба, а не профессия./Моя религия - Христос, не чужебесие./Мое Отечество - святая Русь державная./Все остальное для меня - не главное».

Её гражданской лирике чужда позиция страха, неуверенности, обречённости. Не чувствуется одиночества, потому что она ощущает себя в гуще народа, всегда ведёт диалог с союзником или оппонентом: «Мне есть что тратить, чтобы вам копить./И как только меня не назовете!/Все купите? - Меня вам не купить./Возьмете силой? - Душу не возьмете./Ничтожны вы, и злато, и булат./Дерзаю быть и нищей, и свободной./В России - русской и единородной,/Кому за простоту дается клад».

Порой стихи Нины Васильевны осознанно назидательны, она строго советует жить так, как кажется правильным именно ей. Но источник этой назидательности – боль за народ. «Ты воин в Поле безоружный,/Народ свой бедный не злословь…», «Помогите тому, кто слабее…», «Люби своих – и обессилеет враг!» Характерные черты её творчества – уверенность в себе и нации, надежда на действенность слова – обличающего, призывающего. Это мироощущение человека, который убеждён, что творит судьбу страны. Несомненно, оно дано поэтессе как наследие предков: «Над верой вершили расправу,/Громили народов оплот./В двадцатых, тридцатых кровавых/Умучен был древний мой род./Дед в доблестной русской отваге/России был верен, Царю./До гроба был верен Присяге -/Во славу казнен Октябрю…»

Дворянство России изначально формировалось из тех, кто защищал и крепил её мощь, вёл к победам. Это не новомодная псевдоэлита аферистов-олигархов и лицемеров-политиков, которая «ест с герба на блюде» . Ответственность истинной аристократии за свой народ и государство осталось у немногих, оно в крови, а не на банковском счёте. К тем же, кто, кичась происхождением, заигрывает с врагами Отечества, Нина Васильевна обращается так: «…Да, господа, Империи не стало./Теперь не запретишь красиво жить./Как много спеси, только чести мало./Дворянство надо снова заслужить». Своей поэзией Нина Карташова подтверждает своё дворянство и древнюю славу рода. Но не менее дороги ей и предки по другой – материнской линии, простонародной: «Не откажусь от бабушки-крестьянки,/Не постыжусь посконной и сермяжной -/Горжусь красой иконной, непродажной,/Прямой в словах, поступках и осанке./За веру и за верность отсидевшей,/Не постаревшей - только поседевшей./Мне от нее неленостные руки,/Терпение на горе да муки./Не отрекусь от бабушки-княгини,/Благую честь у Господа избравшей,/В ней не было ни спеси, ни гордыни,/Был Свет, в грязи и ссылках просиявший./В миру, в семье носила тайный постриг…».

Личная нравственная позиция Нины Васильевны достойна уважения, тем более, что она никогда не противоречит себе. Таким видит поэтесса характер настоящей русской женщины: «Я нищая, но я не побирушка./Пред храмом встать с протянутой рукой?/Да никогда! По мне уж голод лучше/И лучше - со святыми упокой…/Прочь заберите деньги и футляры,/Прочь, битые, с набитою мошной!/Какие бары!? Те же комиссары!/Не вам носить мой черный шлейф за мной».

В наши дни для русской гражданской лирики характерен интерес к апокалиптике. Предощущение последних времён порождено крушением сильной государственности, социальными проблемами, сломом моральных норм. Там, где неверующий видит промахи реформаторов, верующий усматривает новый этап приближения к Божьему Суду.

«Церковь Православная, рыдай!/Что с твоим народом сотворили?/Вольным воля, а спасенным рай?/Только не спасли нас, погубили./Только воли не было и нет./Кровь царя на всех. И оправданье/всероссийских и вселенских бед./Нет причастия без покаянья».

Рассматриваемые в таком ключе правители кажутся носителями инфернального зла, глобализация ведёт к власти Антихриста, русский народ – последняя надежда человечества, удерживает мир на краю бездны.

Нина Васильевна говорит: «Даже наши лучшие православные христианские качества враги Божии и враги России стараются приспособить к себе. Нас, рабов Божиих, они хотят превратить в рабов для себя: “Смиряйтесь, терпите!”. Но, дорогие мои, смиряться мы должны перед Богом; перед врагами смиряться - сугубый грех. Любить их можно, но смиряться, позволять им делать бесчинства - это грех. Наступили те времена, когда компромиссы уже неприемлемы, уже нельзя ладить. Середины между злом и добром не может быть».

Но поэтесса смотрит в будущее с надеждой и отвагой, хотя кому как не ей, находящейся в центре русской оппозиции, знать о слабости окружающих и ненадёжности лидеров. Как говорил некий старец: «Бог отнимет всех вождей, чтобы только на него взирали русские люди».

«Ля рюс хотите? Вот вам балалайка, Фольклор.../Но править вами будем мы!" -/И торжествует мировая шайка,/И в патриотах ходят слуги тьмы»;

«Вождя не вижу в русском стане./Терпение и бесплатный труд./С двойным гражданством россияне/За экстремизм меня сметут./Но все же я смиренным слогом/Напомню русским об одном:/Смиряться надо перед Богом,/Но не смиряться перед злом!»

Её философия преисполнена святым чаянием спасения Отечества и спасения души, что взаимосвязано.

* * *

О любви Нина Васильевна рассуждает не одержимо-страстно, а со спокойным достоинством аристократки, умеющей взвешивать слова, ожидающей от своего избранника рыцарственности и понимания своих чувств. Это монолог требовательный, но требует она только, чтобы мужчина соответствовал своему предназначению – быть защитником, созидателем. Не согласна размениваться на тех, кто не равен ей по вере и преданности Родине. Желает видеть вокруг героев. Взывает к ним словно воплощение вечной женственности: «Ты говоришь: "Прощай, Славянка!" - /Прощаю. И благословлю:/Воюй! Горда твоя осанка/И взгляд, который я люблю!/Воюй. Мечом, крестом и словом./Не медли, ангел ждет, трубя./Ты не один в строю Христовом. -/"Иду, Славянка! За тебя!»

В её любовной лирике сталкиваются и взаимодействуют характеры сильные и благородные. Верность неколебима, супружество свято, а драма безответного чувства высока, как в давние времена: «Умен и одинок, и зол,/Ты насмерть с этой жизнью бился./Не я, а ты меня нашел,/Не я, а ты в меня влюбился.../И ум считается с душой -/Жизнь обрела успокоенье,/И миром завершился бой/С самим собою, во спасенье./На поле боя бытия/Белеют спелые колосья./А то, что не с тобою я,/Тем лучше. Выше дух возносит».

Я цитирую многие тексты не полностью, но думаю, и несколько строк могут передать суть. Вот необычный сюжет – мужчина защищает не просто свою женщину, а женщину-поэта: «Как дуэль? Неужели в наш век/Есть мужчины? Есть слово чести?/Черной речки кровавый снег/Убелился от этой вести.../Год прошел. Я спросить могу?/Пуля вынута - шрам, как мета./Почему не стрелял по врагу?-/«Чтоб читал он и чтил Поэта!»

Нина Васильевна не скупится на восторженные слова, если видит человека, который отвечает её представлениям о настоящем патриоте. Такой образ - соратника по борьбе, брата по поэтическому оружию лучше всего создан ею в посвящении Станиславу Куняеву: «Бог в помощь тебе, наш бесстрашный помор!/Шеломом испивший Студеного моря./По звездам дорогу твой вычислил взор,/По звездам, со тьмами кромешными споря.../Врагом ненавидим, но Богом любим./Удар отразивший, не принявший лести,/Оставшийся верен России и чести,/Ты нужен своим. А враги - яко дым...»

Нельзя не отметить, что имя Нины Карташовой, ставшей истинно народной поэтессой, открыл читателям в 1990-м году журнал «Наш современник», мировоззренческая позиция которого ей близка.

Её тексты богаты мудростью, порождённой крепкой верой и правильным пониманием мира: « Не бойся старости - оттуда ближе Бог!», «От слабости твоя жестокость воли, Ведь сильные всегда великодушны», «Что тело без души? Холодный труп./А что душа без тела? Божья тайна», «И весь свой дар мы даром отдаем -/И не убудет дарованье Божье». «Не труд, а только наслажденье, Любовь и нежность ко всему - Вот что такое вдохновенье, И все ответствует ему!», «Не победить врага в бою земном,/Когда слабеем мы в бою духовном»,«Многобожие - суть безбожие,/Многовластие - суть безвластие», «Спасай Отечество - спасешь себя».

А вот это прелестное стихотворение я воспринимаю как автопортрет поэтессы и в то же время собирательный образ своей соплеменницы: «Приподнятый славянский нос,/И детский рот неискушенный,/И легкость русая волос, И лоб от мира отрешенный./Но шеи гордость и изгиб,/Плечей покатая картинность -/Не девственный, а женский тип./Но все-таки и в нем невинность./И взгляд души не подведен/Тенями красок и страстями,/Он чистотою огражден,/Как будто осенен крестами».

Но эта милая хрупкая хранительница очага и молитвенница не отворачивается от действительности, а встречает её прямым уверенным взором. Несмотря на объективное видение происходящего в России, Нина Карташова оптимистична. Она автор множества светлых стихотворений, которые передают настроение надежды, радости, единства с родной природой и горним миром, отражённым в ней, как в зеркале: «Этот запах снегов, запах хвойных лесов/И безгрешность смиренной природы./ Эти тихие звуки ее голосов,/Ход небесных, сияющих ровно часов,/Отмеряющих в вечности годы./Мир мой прост и спокоен, и благословлен./Все, что Бог подает - все во благо./Вот и ты примирен, вот и ты исцелен,/Слезы в радость - целебная влага».

Силы можно черпать как в ненависти, так и в любви. Для Нины Карташовой ближе второе, как для глубоко религиозного человека. Поэтесса способна и в тумане уныния, окутывающем сегодняшнюю Россию, рассмотреть искры лучших чувств:

« Нет! Не могу отречься и предать/Вот этот мир, пусть тленный, но прекрасный,/Поверженный во зло и тем несчастный,/Но все-таки способный снова встать./Дано любить улыбки и цветы,/Весенний гром, пречистый воздух зимний/Любовью самой чистой и взаимной!/Дано живое чувство красоты...».

Она воспринимает жизнь не как драму, а как дар, за который должно благодарить Творца, потому что, несмотря ни на что, на земле всегда останутся и любовь, и верность, и справедливость, и отвага. Сделать правильный выбор должны мы сами. Посему «На эту страницу цветок заложи,/И лучшему, ближнему так и скажи:/Во имя добра удалимся от зла…». Звучит по-библейски просто.

Власть мирская и Любовь (к 220-летию А.С. Пушкина) «Греческое вероисповедание, отдельное ото всех прочих, даёт нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических…Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как ещё недавно утверждали европейские журналы; но Европа в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна…Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство. В этой священной стихии исчез и обновился мир…Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением…Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою…История её требует другой мысли, другой формулы. Клянусь вам моею честию, что я ни за что не согласился бы – ни переменить Родину, ни иметь другую историю, чем история наших предков, какую нам послал Бог» (Письмо Чаадаеву). Сделаем вывод: Пушкин признаёт христианство и его духовную и политическую роль в преображении мира, но в христианстве Александр Сергеевич ищет другую формулу и другую мысль, чем на западе. Это общая оценка и не более того. Но есть у Пушкина и слова, обращённые непосредственно к служителям церковного культа, гневные и обличительные: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены…Дружба мирных черкесов ненадёжна…У них убийство – простое телодвижение… Что делать с таковым народом?... Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар быть важным нововведением – есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но легче для нашей лености в замену слова живаго выливать мёртвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты». Это то, что было пропущено цензурой, а до этого были такие слова: «…Разве истина дана для того, чтобы скрывать её под спудом? Так ли исполняем долг христианина? Кто из нас, муж веры и смирения, уподобился святым старцам, скитающимся по пустыням Африки, Азии и Америки, в рубищах, часто без обуви, крова и пищи, но оживлённых теплом усердия?... Мы умеем спокойно в великолепных храмах блестеть велеречием…». Интересно и то, что слова эти из «Путешествия в Арзерум» не посмели напечатать в «Золотом томе» А.С.Пушкина и в 1993 году?! Но есть к счастию, сохранилось в копии, одно из самых последних стихотворений, написанное 5 июля 1836 года на последнем 37 году жизни поэта с "непонятым" до сего времени названием «Мирская власть»: «Когда великое свершалось торжество И в муках на Кресте кончалось Божество, Тогда по сторонам Животворяща Древа Мария-грешница и Пресвятая Дева Стояли, бледные, две слабые жены, В неизмеримую печаль погружены. Но у подножия теперь Креста Честнаго, Как будто у крыльца правителя градскаго, Мы зрим поставленных на место жён святых В ружье и кивере двух грозных часовых. К чему, скажите мне, хранительная стража? – Или Распятие казённая поклажа, И вы боитеся воров или мышей? – Иль мните важности придать Царю царей? Иль покровительством спасаете могучим Владыку, тернием венчанного колючим, Христа, предавшего послушно плоть свою Бичам мучителей, гвоздям и копию? Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила Того, чья казнь весь род Адамов искупила, И, чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ?» Стихотворение это подводит итог противостояния великого поэта царской и так называемой духовной власти, которые обе он определяет яко «мирскую власть». Согласно определениям А.С.Пушкина, «гуляющие» по жизни «господа», чтобы их не «потеснили», воспользовались кощунственно Святым Крестом, употребив Его как «казённую поклажу», «спасаемую» «хранительной стражей», которая «придаёт важности» их беззаконной власти. Церковный храм «у подножия Креста Честнаго» «теперь» превращён в «крыльцо правителя градскаго», куда «не велено пускать простой народ». Из сего откровения Пушкина недвусмысленно следует, что не на что надеяться простому праведному русскому человеку. Попраны «Путь, и Истина, и Жизнь», для народа закрыты Врата, ведущие как в духовную, так и в мирскую жизнь. Древнее величие искренней веры попрано. Нелицемерное исповедание её стало невозможным без «покровительства могучего» безбожного государства, без нелепой охраны вероисповедания, ставшего государственным и социальным. «Владыка, тернием венчанный колючим», «предавший послушно плоть свою бичам мучителей, гвоздям и копию» заменён у «господского крыльца» «теперь» «грозными часовыми в ружье и кивере», стоящими «на месте жён святых»! Да, здесь обличена до конца и церковь, «опасающаяся» «оскорбления черни» и государственная власть, мнящая весь мир своей «казённой поклажей» и сущая лишь для того, чтобы никто не смог потеснить власть имущих. И та, и другая, и т.н. духовная и социальная власть имеют одну и туже охранительную тенденцию. «Пускать не велено» как за алтарь храма, где происходит священнодействие, так и на крыльцо городского правителя. По сути дела между церковью и государством не стало разницы. Се есть двуединая беззаконная «мирская власть» и от земной Справедливости и Бога она бесконечно далека. Как можно убедиться из этого откровения, русский гений был, в отличие от священников весьма далёк от знаменитой расхожей формулы апостола Павла: «Всякая власть от Бога», более того Заповеди Любви и Свободы были для него абсолютными, также как и Заповедь Жертвы за свой народ на Алтаре Отечества. И то, что Александр Сергеевич высказавшись до конца на 37 году жизни в этом же году и погиб не есть простое недоразумение, потому как есть вопросы, которые никому без разрешения тайной беззаконной власти не позволено трогать. Верно потому и обмолвился в 1836 году поэт в письме к жене: «Брюллов сейчас от меня едет в Петербург, скрепя сердце: боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры, и мне говорили: Vous avez trompe, и тому подобное. Что же теперь со мною будет?» А в письме к Д.В.Давыдову в сентябре 1836 года поэт пишет: «Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны и безответны, но даже сами от себя следуют духу правительства; но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче, даже и в последнее пятилетие царствования императора Александра, когда вся литература сделалась рукописною…». Как видим, Александр Сергеевич прекрасно понимал опасность своего положения, но его высочайшая нравственность и искренняя жертвенная, гордая своим родовым достоинством, Вера не позволяли ему молчать пред беззаконием. В написанном за день до дуэли письме графу К.Ф. Толю поэт пишет об этом. Пушкин пишет, что «внимание графа к его первому историческому опыту вознаградило его за равнодушие публики и критиков»… Пишет о заслугах Михельсона, «затемнённых клеветою», о том, что «нельзя без негодования видеть, что должен был он претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников.»… «Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно Слово Правды…их уничтожает. Гений с одного взгляда открывает Истину, а Истина сильнее царя, говорит священное писание». Вера Пушкина – есть Вера гения, есть Вера Истинная, в отличие от клеветы социальной обрядовой, от пресмыкающихся пред властью силы, «поставленной на место» «отцов пустынников и непорочных жён», - таков последний и окончательный итог жизни великого поэта. Поп - толоконный лоб. О чтении этой сказки Пушкиным писала А.О.Смирнова-Россет: «Иногда читал нам отрывки своих сказок и очень серьёзно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда». «Это так дома можно, - говорил он, - а ведь цензура не пропустит». Очень жаль что и по сей день непонятно уж чья именно цензура не разрешает оскорблять «попа», не желая допускать в названии сказки рифму с «толоконным лбом» и заменяет имеющее скрытое сакральное значение слово «служитель» (апостол по-гречески?) на неопределённое «работник»: «…..Нужен мне работник, Повар, конюх и плотник. А где найти мне такого Служителя не слишком дорогого?» Если в «Тазите» Пушкин с увлечением описывал обычаи и жизнь горцев, их смелость, удаль и отвагу, то в сравнении с его недавними пробами пера как же жалко и отчётливо в своём отвержении от народа и естества смотрится теперь "поп – толоконный лоб", - существо, бес-смысленно "молитвенно" стучащее башкой об пол, толочащее воду в ступе, не умеющее ни лошадь запрячь, ни печку затопить, ни яичко испечь, ни дитя нянчить – нечто совершенно бесполезное, но при том имеющее желание жить краше других и иметь ближних своих в услужении, вместо того, чтобы самому служить им праведно. В этом ведь и вся загвоздка. Апостол призван Сыном Божиим служить людям, а поп искренне считает, что его за его «сверхдолжные» заслуги и за его особенную веру обязаны лелеять и холить. Служитель Святыни превратился у нас в Священнослужителя – в "батюшку" - отца родного, а мы как бы и не замечаем, что почитанием т.н. «отца духовного» оскорбляем данного нам по Роду и семени родного своего отца. Служитель Святыни призван Богом воинствовать с нечистой силой, противостать злу и лжи, но вместо этого поп из сказки «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда» препоручает сие Святое и нелёгкое Дело своему служителю, то бишь, вместо того, чтобы обучать ближних Служению Богу, заставляет служить самому себе, а между тем как раз именно он призван Богом оберегать своего работника от нечистых влияний. И вот служитель попа Балда обращается при помощи своих нехитрых знаний о внешнем мире и конечно же без молитв и мистических ритуальных «проделок» (А.С.Пушкин) к тварному миру Божьему: морю, зайцу, туче небесной, кобыле и побеждает бесов при помощи естества и своего мирского человеческого ума, ибо укоренён в земном и реальном. И тут приходит попу за его желание жить на чужой счёт скорая расплата, приходится подставлять лоб, то есть то самое в попе место, которым он бахвалился перед ближними: «С первого щелка Прыгнул поп до потолка…» и это нам напоминает о Сионской горнице, в которой «страха ради иудейска» спрятались апостолы, и где «с потолка», яко Deus ex machine явился Сын Божий, Иисус Христос. «Со второго щелка Лишился поп языка…», то есть была наказана ложь и лесть так называемых «христианских проповедей», оторванных от жизни и непосредственных задач и дела на земле своего народа. «А с третьего щелка Вышибло ум у старика…», то есть всем стало очевидно извращение противоестественного поповского ума, призывающего к Богу обратиться нечестивых. Тут вспомним Пушкина: Спокойно возвещай Коран, не понуждая нечестивых, в отличие от Псалма 50: «Нучу беззаконныя Путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся». «А Балда приговаривал с укоризной: Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», то есть жил бы как все ближние твои, не отлынивал от личных забот и работы, от судьбы, от Общего Дела твоего Рода на земле предков. Не представлялся бы знающим Нечто такое, о чём простые люди даже догадываться не смеют и не могут, но, и это главное, не способствовал бы своей лукавой лживой «верой», а точнее безвольным безверием во Святые Силы Небесные, в которые верили Балда и Пушкин, утверждению на Родовой земле принципа обывательской пользы, денег, ссудного процента, мирской выгоды – словом «всякой» власти от хозяина века сего, - от господа библейского.

19 октября 1939 года, 70 лет назад родился Вячеслав Михайлович КЛЫКОВ, выдающийся русский скульптор, народный художник России

Древняя красота Херсонеса. Купол неба как будто распахнут внутрь и льёт росистую, свежую лазурь прямо в душу. Чёрное море когда-то называлось Русским. Здесь, в Корсуни, крестился Владимир, Великий князь Святой Руси. Руси, конечно, а не Украины, ибо и Украина - это Русь. Как утверждение этого, неколебимо стоит здесь памятник князю-крестителю, глядя в синий простор уверенно и смело. Автор памятника узнаваем сразу - Вячеслав Клыков. Узнаваем не только по художественной манере, но и по державному, православному духу. И я, поклонившись князю, чувствую здесь живое присутствие Вячеслава Михайловича. Так же и в Иркутске, где адмирал А. В. Колчак изваян Клыковым как завещание прекратить всякую гражданскую войну, видимую и невидимую. Нет белых и красных. Есть русские. И в Муроме стоит созданный Клыковым в бронзе грозный святой Илья-богатырь - народная сила и мощь. Памятники Шукшину, Святославу Храброму, Серафиму Саровскому, Надежде Плевицкой, Царю-Страстотерпцу Николаю II, княгине Ольге, П. А, Столыпину - тоже он создал. К ним, в иной м!р, отошёл в 2006 году наш великий современник В.М.Клыков. Острая боль утраты в нас постепенно утихла и сменилась чувством неумирающим и вечным...

Да, нет с нами человека, друга и соратника, уже не услышим его меткого, весёлого словца, никто не соберёт нас в дружеской поездке, никто так отважно, во весь голос не назовёт врага России по имени, никто так не поможет в трудный житейский момент. По-человечески - мы осиротели. Но духовное, творческое поле Клыкова обрело более сильное притяжение. Стало классикой. Стало народным. В народе уже ходят легенды о Клыкове. На его родине, в Мармыжах, - Клыковский музей. В Курске - проспект имени Клыкова и памятник ему... И песни поют о Клыкове. Он заслужил. Его любили. Он имел слабости и ошибался по-человечески. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Но в жизни духа он был абсолютно точен и верен: Бог, русский народ, Россия, русский Царь. За это мы все его любили даже тогда, когда иногда ссорились с ним. И он любил нас. А ведь это самое главное, это то, чем оскудело ныне Отечество, отчего все беды и унижения наши перед чужими. Русские почти перестали любить друг друга. Равнодушие, стяжательство, зависть. Сытый голодного не разумеет. Слова не имеют цены, потому что за словами нет поступка.

Клыков был щедр, потому что был одарён от Бога! Он мог оценить талант другого человека, понять его, искренне восхититься. Его хватало на всё: Международный фонд славянской письменности и культуры, Земский собор, Союз русского народа, казачество. И везде он - лидер, вождь, ратник и работник.

Зайдите в дом Славянского фонда в Черниговском переулке Замоскворечья - здесь всё «дышит» Клыковым. Вот старый дуб во дворе, на постаменте для грунта, с копией памятника прп. Сергию Радонежскому, барельефы на стенах особняка: прп. Серафим Саровский, свв. равноапостольные Кирилл и Мефо-дий, св. Царевич Алексий, св. Вел. кн. Елисавета. Бюсты Бунина, Столыпина, Государя Николая Александровича. А на третьем этаже - огромный бюст самого Вячеслава Клыкова работы его ученика и сына Клыкова-младшего, Андрея.

Проводят здесь вечера и концерты русской духовности и культуры, выставки художников, лекции и собрания. Жизнь продолжается. Что-то у нас получается по-клыковски, что-то не удаётся. Союз русского народа, увы, в расколе. Монархическое движение если и движется, то вяло и неинтересно. И это только оттого, что не хватает русским любви друг к другу. Этим умело пользуются враги России и враги Божии. В них нет недостатка. Они едины в ненависти, мы же разобщены в нелюбви, у нас нет даже снисходительности друг к другу в малом и принципиальности в большом деле. Души измельчали, пафос, благородные порывы непонятны стали и смешны...

А жизнь коротка. Уходят соратники. Умер кинодокументалист Н. Ф. Ряполов, снявший талантливые фильмы о Клыкове, Свиридове, Плевицкой. Человек он был простой и скромный, любивший Вячеслава Михайловича. Царство ему Небесное. Умер в этом году, в «Царский день», 17 июля, огненный нижегородец, соратник Клыкова по Союзу русского народа, патриот В. Ф. Калентьев - в 60 лет, в возрасте мудрого мужества, он уже в ином мiре. И каждого из нас не минует смерть. Все мы предстанем пред Богом.

Чем оправдаемся? Ведь можно написать 20 книг или художественных полотен, воздвигнуть сотни монументов, снять десятки фильмов, но если нет в них любви к Отечеству, к своему народу, к своему ближнему - принесут они только ядовитые плоды неверия и холодного эгоизма. Это как гроб покрашенный красиво, но в нём труп. Если же есть любовь в творчестве или в любой работе, в бытии - она рождает героев, на коих стояла Святая Русь и Великая Россия. И только в этом может состояться душа человека для Жизни Вечной. Заповедь дана нам Господом: «Да любите друг друга». Клыков её исполнил.

А что же мы, оставшиеся на земле? Как между собой живём? Помогаем ли друг другу? Утешаем ли? Или хорошо говорим только о тех, кого уже нет на этом свете, а остальных осуждаем? Великие все мы критики, а сами-то что сделали хорошего? Это я к тому, что «великие критики», которые раньше и о Клыкове говорили плохо, теперь о нём как бы сожалеют, говорят, что-де без Клыкова в Славянском фонде стало всё не так - и выставки не те, и артисты не те, и зрители не эти...

Полно «шипеть и окислять», потому что это неправда! Во-первых, мы всегда с Клыковым. Во-вторых, мы работаем, и в-третьих, любовь народа к нашему Славянскому фонду не охладевает, и она взаимна. Это память о Вячеславе Михайловиче.

И не только у нас в Москве. На Прохоровском поле, поле славы России, стоит величественный монумент нашей Победе. И вот теперь рядом памятник его автору, В.М.Клыкову, поставлен трудами и заботами губернатора Евгения Степановича Савченко. На Белгородчине умеют хранить память о русской славе. И о достойном сыне русского народа Клыкове.

При Курском государственном университете есть церковь Свв. равноапостольных Мефодия и Кирилла, её спроектировал и помог построить В. М. Клыков. Студенты там приобщаются к вечности и знают великого скульптора как классика русского искусства. В Белгороде даже есть спортивные соревнования по кикбоксингу на Кубок кн. Святослава, посвящённые В.М.Клыкову. Он был великолепным спортсменом.

Память о В.М.Клыкове хранима и увековечена друзьями, соратниками и особенно его земляками-курянами. В Курске замечательный губернатор, патриот и труженик. И духовная власть в этом городе исполняет заповедь Христа о любви не на словах, а на деле. Ведь святые старцы говорили, что без любви власть - это насилие, а творчество без любви вырождается в беснование.

Теперь мы все воочию видим, какой подвиг любви к Богу и Родине совершил Клыков, какую прекрасную, хоть и трудную жизнь он прожил. Прямой, открытый, честный, не терпевший двуличия и трусости. 19 октября 2009 года ему бы исполнилось 70 лет. Мог бы ещё жить. Но он выполнил в этой земной жизни всё. Он состоялся для Вечности и стал славой России, как Пушкин, Нестеров, Свиридов.

А напоследок, чтобы было вам ближе к сердцу воспоминание, я, листая свои дневники, выберу маленькую зарисовку из обыденной жизни. 90-е годы. Славянский центр. Я сижу и читаю в газете статью о лжецарских останках.
- Нина, что ты читаешь?
- Да вот, Вячеслав Михайлович, Радзинский. Пишет...
- Нина, прочитай лучше вслух «Да воскреснет Бог»! - И я вслух читаю (и теперь тоже!) эту молитву.

Нина Васильевна КАРТАШОВА



Предыдущая статья: Следующая статья:

© 2015 .
О сайте | Контакты
| Карта сайта